***

Я спускаюсь с лестницы, выхожу на крыльцо. Вот он сидит на велосипеде, опираясь одной ногой на землю. Сейчас он почувствует взгляд на своей широкой спине, обернется и улыбнется мне. Я не даосская предсказательница, но все происходит именно так.

Мы едем через узкие улочки. Кто-то стирает, кто-то сушит белье, кто-то, выставив тазик на проезжую часть, моет голову, кто-то продает кур и петухов, кто-то играет со своим малышом. По дороге, не слезая с велосипеда, покупаем на завтрак горячие баоцзы16. Я не надеюсь увидеть огромный готический собор. Церковь находится в одном из частных домов. Ее сразу видно по огромному количеству велосипедов, оставленных у входа. Мы с трудом находим свободное местечко, не закрывая велосипед, ставим его возле стены и заходим в прибежище для верующих. Помещение похоже на зал филармонии бедного квартала: впереди – подобие скорее сцены, чем алтаря. В глаза бросается большой нарисованный красный крест. Прихожане сидят на стульях, расставленных рядами. Мы приходим поздно, поэтому занимаем места в конце, привлекая внимание любопытных студентов и пенсионеров, которых здесь большинство.

Сидеть рядом с ним во время мессы кажется чем-то волшебным. Иногда я опускаю глаза и смотрю на его большую ладонь, так хочется взять ее в руку. Но этого делать нельзя, мы же друзья, к тому же, в церкви полагается думать о Боге.

Вот опять! Смотреть на это не могу! Так не похоже на нее.

Вначале мы поем песни Иисусу: «Возьми меня к себе в сердце, Господь. И сам живи в моем сердце». Слова простые, но искренние, живительные. Пастор читает Библию и рассказывает о том, что близко молодым людям:

«То, что когда-то считалось ненормальным, стало нормой. Например, раньше в университете ни у кого не было бойфренда, если же он все-таки существовал, то это считалось аномалией, а теперь наоборот: ты себе никого еще не нашел – значит что-то с тобой не так. Жить вместе до свадьбы раньше казалось невообразимым, теперь – в точности наоборот. Если есть „ненормальное“ социальное явление, но все члены общества молчаливо принимают его, то оно автоматически становится нормальным. Мы не должны забывать о том, что способны влиять на этот мир, так, чтобы то, что считается нормальным, соответствовало нашим религиозным принципам. Творить добро, дарить миру свет, как это делал Иисус».

Пролистаем вперед, если Вы не возражаете?

В тот год лето пришло очень рано, дни стали невыносимо жаркими, поэтому студенты факультета каллиграфии готовились к своим выпускным выставкам по ночам, то открывая окна, надеясь на порывы ветерка, то закрывая их, спасаясь от ночных бабочек, летящих на свет. Я часто приходила в аудиторию и помогала Шэнли искать написание иероглифов в словаре, иногда сама пробовала выводить иероглифы или же разговаривала с его верующей одногруппницей о Боге.

Все чаще у меня возникало ощущение, как будто все, что происходит, кем-то подстроено, и я двигаюсь к чему-то. Завязываются определенные связи, переплетаются дороги судеб. Хотя простым смертным трудно разгадать законы Вселенной, где правда в любой момент может стать своей полной противоположностью.

Хоть одна здравая мысль среди всего этого безумия.

Летом я уезжала домой, не зная наверняка, смогу ли вернуться. Шэнли не пошел провожать меня, сославшись на то, что не переносит вокзалы и прощания. Вместо этого в день моего отъезда мы сходили на реку, шутили и дурачились, притворяясь, что не знаем и не помним о том, что через несколько часов меня не будет здесь.

«Ты обязательно вернешься и съездишь ко мне в гости», – весело уверял меня Шэнли. На прощание он подарил мне сувенир – небольшой шарик, наполненный песком. Я всегда мечтала побывать в пустыне и как-то рассказала ему об этом. Протягивая мне подарок, он сказал: «Вот небольшой кусочек пустыни для тебя». Все происходящее мы именовали дружбой, ведь у него была подруга, а между нами расстояния, разные культуры, истории, люди. Но мир полон четко выстроенных, красивых, разумных отношений и связей, которые кажутся большинству людей «совпадениями или стечением обстоятельств».