Уже из поезда, смотря на исчезающие за окном горы нашей провинции, я написала Шэнли: «Извини, что обманывала тебя. Тогда на конкурсе я не рисовала, а танцевала, и вовсе не было надобности к нему готовиться».

– Зачем же ты училась у меня?

– Не знаю, не сердись, береги себя. Сеть сейчас совсем пропадет.

***

Прошло лето, и по воле Судьбы я все-таки вернулась. Шэнли к тому времени расстался с китаянкой и тяжело переживал эту жизненную драму, ведь боль приходит скорее не от утраты человека, а от понимания того, что все планы, надежды, казавшиеся такими реальными и почти сбывшимися, тают, словно пена на поверхности воды. Расстаться предложила его ненаглядная, объяснив это тем, что он видится ей «бесперспективным».

Время бежало, лилось и переливалось, точно серая акварель преддождевых небес. Также менялись эмоции. Они, как разноцветные рыбки, неспокойно выпрыгивали из реки – то одна, то другая. То время, как воду этой самой реки, никогда нельзя было назвать застойной: переливы эмоций и чувств, мыслей, тревог и надежд.

Мы сидели на берегу реки, на деревянной мостовой, как всегда болтая ногами, едва соприкасающимися с поверхностью мутной воды, когда Шэнли положил свою ладонь, на которую я так часто смотрела в церкви, на мою руку. Как когда-то его рука крепко и уверенно сжимала кисточку для каллиграфии, так теперь держала мою ладошку.

Рок, судьба – и есть река, как бы люди не сопротивлялись ее мягкому или бурному течению, она бескомпромиссно несла их туда, где им предопределено было оказаться, как и записано в плетеной Книге Судеб.

***

Почти каждый вечер, ближе к десяти часам, мы встречались напротив южных ворот, за пределами нашего университета. До сих пор не знаю, как нам удавалось быть никем не замеченными. Ведь если бы кто-то увидел нас, это стало бы известно всем нашим друзьям, знакомым, одногруппникам, да и не нашим тоже.

Даже читать это не буду, можете тоже пролистать.

На велосипедах мы проезжали мимо улиц, которые меняли свой облик с наступлением ночи. То и дело с разных сторон доносились знакомые мелодии. Сиплые, высокие, поставленные, но по большей части непоставленные голоса из караоке сливались в причудливый хор звуков, мчавшихся по улице за нами вслед. Веселые от пива завсегдатаи ецанов – небольших кафе, располагающихся под открытом небом по обочинам дорог, обсуждали последние новости, утопая в клубах табачного дыма.

Промчавшись вдоль живых ночных городских районов, через высокие расписные ворота мы выезжали на пустынную в поздний час дорогу, ведущую к реке. Теперь можно было взяться за руки, держась за руль велосипеда только одной рукой. Днем в этом районе кипела жизнь: рикши ездили туда-сюда, развлекая туристов, модные китайские дамочки спешили на главную торговую улицу Умацы. С наступлением темноты улица становилась совсем пустой, что делало ее прекрасным местом для человека с воображением, рисующим здесь то мудрецов давних времен, то благородных вельмож и отважных всадников. По обеим сторонам дороги шептались о чем-то ивы, красные фонари, развешенные на мостах, рассматривали свои отражения в каналах и небольших искусственных водоемах. Когда мы подъезжали к реке, визуальные образы отходили на второй план, уступая дорогу звукам и запахам. Шелестели листья болотных трав у берегов, изредка из воды выпрыгивали озорные рыбки, пахло сырой землей.

Река в поздние часы выглядела мистически. Было уже холодно, но вода оставалась теплой, поэтому по поверхности, точно из колбы старого алхимика, бежал пар. Может, это духи в своих длинных платьях из легкой невесомой ткани спешили на какое-то важное собрание. Я увидела, как у фонаря, подсвечивающего мост, собралось множество маленьких веселых рыбок. Они, как бабочки, сбежались на свет. К этому времени на реке уже никого не было. Оставив велосипеды на тротуаре, мы садились на деревянный причал и говорили о всякой ерунде. Как-то Шэнли произнес: