Когда я вырасту, я хочу быть маленьким мальчиком.

Джозеф Хеллер

Возвращаюсь домой. Иду по дорожке и вдруг слышу: «Принцесса, остановись! Посиди со мной!»

Просьба звучит, как крик, хотя сказана вовсе не громко.

Очки опущены, как у Познера, глаза печальные.

Пожилой мужчина из соседнего дома давно прозвал меня «принцессой». Его родина – Баку, а сам он живёт в Москве, по его словам, уже лет 30.

Иду, плечи опущены, смотрю под ноги, как будто там есть что-то интересное, а он подбежит и тут же:

– Принцесса! Держи спина ровно! Смотри вверх, а не вниз! А, знаю, зачем вниз смотришь, вытряхнуть хочешь проблем из головы!

Я подыгрываю ему, трясу головой, стряхиваю с неё невидимый груз надоевших мыслей, улыбаюсь.

– Вооот, а теперь смотри вверх!

Встречаю его часто, то в магазине, то по дороге из дома или домой. Как увидит меня, сразу спешит навстречу.

– Принцесса! Меня сегодня назвали «чёрт нерусский»! Объясни, ты же всё учишь?! Отличница, наверное, был?! Хорошо, нерусский, а зачем чёрт?! У чертей национальность есть разве, принцесса?!

– Принцесса! Москва – красивый, а Баку лучше! Скучаю, принцесса, ох как скучаю! Поеду скоро, у жены там родственники, к ним поедем!

– Принцесса, почему родина не любит нас? Работа нет, деньги нет, как так? Всю жизнь торгую. У меня почти сто магазинов раньше был! – вздыхает, хлопает сам себя по плечу.

«Наверно, таким образом хвалит сам себя, поддерживает», – думаю я и решаю его подбодрить:

– Какой вы молодец! Любите своё дело, а оно вас!

И вот вчера вечером снова:

– Принцесса! Посиди со мной!

Сажусь рядом с ним, молчим. И вдруг он начинает плакать. Сначала тихо, а потом прям навзрыд.

– Принцесса! Мне так мама не хватает, папа не хватает! У меня, – плачет так, что слова перемешиваются с рыданиями, – самого – уже – внуки! – Детей – целых – пять – человек! Жена – дом – квартира – деньги – всё – есть – у – меня, принцесса! А мама – нет – и – папа – нет. Слезы текут, очки становятся не нужны.

– Принцесса, я тебя позвал, чтобы плакать. Можно? Ты просто рядом сиди, а я буду плакать.

– Можно. Поплачьте.

– Как закрою глаза, так вижу её. У меня очень красивый мама был, папа был так себе, а вот мааааааамааа! В глаза как посмотрит – никакой вранье не спрячешь. А какой хлеб она пекла! Можно было только хлеб есть и вода пить, и счастье! А как мама обнимает, так кто обнимет?! НИКТО! Она обнимала меня, а я сразу сильный был. Стыдно был, я маленький, что ли? Отодвигал её, дурак! Дурак я был, принцесса! Дурак! Мама обнимать надо, не ждать, когда он обнимет, а самому обнимать, принцесса! Обнимать всех надо, принцесса! Скажи?!

– Да.

– Принцесса! Чёрт нерусский тоже надо обнимать! Чёрта его мама тоже любит! – Плачет, словно маленький ребёнок.

– Да простите вы им этого «чёрта»! Сказали и сказали! У вас рецепт хлеба-то сохранился?!

– Принцесса! Мама умер, а рецепт не умер. Испеку! Честное слово, испеку! У тебя такой глаза, принцесса, как у мама моя. У меня не сто магазинов был, принцесса, не сто. Три магазин только был. – Он вытирает слёзы, надевает очки и успокаивается. – Принцесса, зачем ты мне раньше не сказал, что мне хлеб надо печь. Хлеб!

Обещал угостить хлебом.

Каким прекрасным станет день от капли доброты.

Джордж Эллистон

Тёмный осенний день. Такой, когда небо низко-низко и, кажется, вот-вот упадёт и расплющит всех нас, вместе с домами, машинами, детскими площадками. Или уже упало, но не совсем расплющило, иначе почему так темно, хотя время далеко не позднее, и почему так раздирающе, распирающе болит голова?