– А попутчик твой должен уметь машину водить? Ну, права там иметь…

Тоня еле слышно хмыкнула, повернулась и посмотрела на меня так, что я сделался красным от стыда.

– Нет, до этого мне нет никакого дела, – ответила она с ледяной усмешкой на темных тонких губах. – Я никого не пущу за руль.

Я, чуть затупив, кивнул и остался на месте. Наверное, нужно было попрощаться, поблагодарить за посещение и за приятное знакомство, которое и приятным-то нельзя назвать. Может, даже дверь придержать. Но я стоял и глядел ей в след. А она, даже не взглянув на меня, завела машину, выехала на дорогу и скрылась в той же стороне, откуда каждый день и приезжала.

Я еще немного постоял у входа. Послушал тихое покашливание холодильника с мороженым, для вида проверил ценники на чипсы и вернулся к стойке.

Стоило мне подойти, Глеб, оторвавшийся от переписки, спросил:

– Ну че она хотела?

– Не твое дело.

– А о чем говорили?

– Ни о чем.

Глеб рассмеялся. Мне же было не до смеха.

До самого вечера мир погрузился в туман. По привычке я работал, ничего не делая, переписывался, не вчитываясь в сообщения, отвечал на звонки мамы, не вслушиваясь в ее слова. Мысли вспенились в голове и не давали никакого шанса на успокоение.

Я все думал и думал, но ничего путного из этих размышлений никак не мог выудить. Сейчас даже не могу вспомнить, как доехал до дома. Не помню, как смог отбиться от маминой кормежки, от приставаний сестры и сообщений Костика, как улегся на кровать. Помню только, что голова разваливалась от мыслей.

У меня был день на то, чтобы расспросить знакомых. Совершить доброе дело, помочь незнакомке найти попутчика. Даже хорошего попутчика. И у меня были варианты, честно. Но я не написал о просьбе Тони даже своему лучшему другу.

А все из-за того, что лампочка над моей головой так и не хотела потухать.

Я проснулся рано, а, может, и не спал вовсе. Настал единственный выходной перед заключительной рабочей неделей на заправке, который нужно было провести с пользой. Но я, как обычно, не имел на него никаких планов. Но в то утро все изменилось.

Я долго валялся в кровати. За окном неспешно рассеивался туман, за которым зелень выглядела киселем, а соседский петух верещал так, будто будил кого-то в Соединенных Штатах. Отец храпел за стенкой, а мама уже что-то кашеварила на кухне и слушала передачу по «Радио России» на желтом приемнике. По запаху, который без труда пробивался через белую деревянную дверь, я понял, что она пекла блинчики.

Я лежал, вертел в пальцах телефон и думал, стоило ли писать Косте. Мы, вроде как, хотели сходить на речку.

Я потянулся, с трудом, чтобы не скрипеть матрасом, поднялся на локтях и уселся поудобнее. Со стен на меня смотрели глаза с постеров, оставленных еще старшим братом Лешей, который за три года до моего выпуска уехал во Владивосток к своей девушке. Снимать разноцветное уродство мама запретила. Оказывается, под плакатами пряталась огромная дыра в обоях, и только поэтому брату когда-то разрешили обклеить всю стену рожами рэперов нулевых и всяких рок-групп, больше половины которых я не знал. Раньше его кровать стояла у окна. Теперь же от нее остались только царапины на полу.

Я все думал, пытался догадаться, откуда она приехала. Все-таки за свою жизнь насмотрелся достаточно детективных сериалов по «НТВ», чтобы иметь в сыскном деле хоть какое-то понимание. Даже мысленно соединял улики на специальной доске выдуманными красными нитками.

Почему она приехала к нам? До трассы рукой подать – минут десять и ты уже несешься по новой дороге, еще не растерявшей аромат свежего асфальта, и останавливаешься в куда более приличного вида заведениях. Там тебе и мойка, и кафе, и пылесос, и все достижения современного общества. Так зачем было приезжать к нам?