Чащин пил кофе в своём бункере, оборудованном в подвале флигеля, и смотрел на экран компьютера, показывавший какую-то ТВ-передачу. Он был бледен, но выбрит, свеж и подтянут, хотя не спал уже почти сутки.

– Проходите, – сказал он, не сводя глаз с экрана и потягивая кофе.

Переглянувшиеся гости, одетые в одинаковые полевые камуфляж-комби с плывущей «цифровой» текстурой, сели напротив стола.

– Что это вы смотрите? – поинтересовался Шелест.

– Мерзость! – скривился Чащин. Допил кофе, выключил канал.

Посмотрел на невозмутимо-внимательные лица полковников. Повторил:

– Мерзость, к сожалению. Но не я распоряжаюсь министерствами просвещения и культуры.

– Чем вам не нравятся министерства просвещения и культуры?

– Слышали об их инициативе снять ремейки известных советских фильмов? Якобы для подгонки смысловых посылов под изменившиеся реалии.

Матошко и Утолин промолчали. Шелест кивнул.

– Идея была откорректировать традиционное православное воспитание людей, прежде всего молодёжи, для усиления патриотических движений.

– Идея мощная, да только всеми видами пропаганды и рекламы у нас заправляют системные либералы, так сказать, шестая культурная колонна. Благодаря её усилиям в стране родилось уже третье поколение режиссёров, ненавидящих Россию и её народ! Они с удовольствием выдают откровенную чернуху, прячась за формулировками типа «режу правду-матку» и отвратительные логотипы западной «демократии».

– Дерьмократии, – негромко поправил Утолин, выбритый так же, как Шелест, в отличие от Матоличева с колючей порослью на щеках.

– Так вы смотрели какой-то фильм? – удивился Шелест.

Чащин снова скривился.

– Не смотрел «Левиафан»?

– Нет.

– А «Сказка про темноту»?

– Нет.

– «Комбинат Надежда»?

– Я не хожу в кинотеатры и не смотрю телик уже два года. Не вижу смысла.

– В принципе правильно делаешь, хотя врага надо знать в лицо. А снимают такие фильмы чистой воды враги народа, очерняющие страну с сатанистской злобой.

– Неужели вы смотрите? – недоверчиво сказал Утолин.

– Вынужден как аналитик РОК.

– Вот кого я бы отстреливал в первую очередь!

– Аналитиков?

– А? Н-нет, – смутился Утолин.

Чащин посмотрел на контрразведчика прицельно, но продолжать не стал.

– Итак, к делу. – Генерал перевёл взгляд на Шелеста. – Первое: твой приятель полковник Варягин осел в Главштабе и, разумеется, провёл мощную обработку штабистов на предмет того, что ты скрытый враг и потворствуешь анархистам команды «Бесогона». А командует им…

– «Бесогон» давно выпал из информационного поля.

– …капитан Лобов, – закончил Чащин, – который нам необходим больше, чем воздух и боезапас.

– Он давно не Лобов, а полковник Лобачевский.

– Что в лоб, что по лбу! К чёрту эти ваши детские прятки! Его надо запрятать так, чтобы никто не догадывался, где он служит. Уверен, Варягин будет ставить тебе палки в колёса и копать дальше.

– Не найдёт! – сказал Утолин категорическим тоном. – Мы готовим досье на Варягина, долго он в Главштабе не просидит.

Чащин посмотрел на контрразведчика:

– Хорошо бы убедиться в этом. Мы не можем позволить себе ошибиться. Как утверждают сами нацисты: памятуй, чужинець, тут пануэ Украина. Теперь о новой жуткой расправе над нашими парнями: греческие наёмники пытали пленных, а расправу сняли сами же вэсэушники и слили в эфир. Погибли трое разведчиков, и мы должны отомстить так, чтобы другим неповадно было мучить парней!

Матоличев шевельнулся.

Утолин покосился на него.

Шелест тоже глянул на командира РОВ.

– Сделаем! – выговорил полковник каменными губами.

– Набрали людей? – спросил Чащин у него.

– Так точно, практически рота.

– Нужны только опытные спецы, умеющие держать язык за зубами.