Наступила зима, по городу гуляли колючие, обжигающие лицо лейденские ветра. Выпавший снег лежал на берегах Рейна серовато-белым покрывалом в пасмурные дни и разноцветно сверкающим, блестящим так, что приходилось зажмуривать глаза, чтобы на мгновение не ослепнуть, в солнечные. На центральной площади Дам и прилегающих больших улицах снег старательно счищали, а на окраинах довольная детвора лепила из него смешные фигуры. Когда выдавались безветренные дни, горожане – и стар и млад, и богат и беден – выходили на замёрзшие каналы и берега Рейна кататься на коньках или на запряженных лошадьми санях – резных, причудливо расписанных в попытке владельцев перещеголять один другого. Смеющиеся, разрумянившиеся от весёлой беготни дети тащили за собой маленькие деревянные санки или возили на них друг друга. Рембрандт ходил на такие катания с Яном. Они не забывали захватить с собой бумагу и карандаши набросать несколько зарисовок зимних сценок или пейзажей в перерывах между катанием, сидя у одной из передвижных лавок, где продавалась всякая снедь и подогретое вино, разжигались небольшие костерки, чтобы погреться и погреть руки. Зимние сценки всегда пользовались популярностью, не выходили из моды и хорошо продавались, будь то картина или эстамп.

Во время катаний Ян легко и естественно завязывал знакомства с молодыми веселящимися девушками или с женщинами постарше. Рембрандт восхищался умениями Яна, его ловкой, отточенной обходительности. Ян смеялся, пытался учить Рембрандта искусству флирта, но Рембрандт, не отличавшийся весёлой общительностью и манерами Яна, только отмахивался от хохочущего «учителя».

На этот раз, за отсутствием Яна, Рембрандт пошёл на замёрзший Рейн, взяв с собой учеников и Лизбет. После нескольких кругов на катке он отвязал от башмаков коньки и устроился у костерка с карандашом и бумагой в руках. Геррит и Исаак, забыв обо всём, устроили соревнование, стараясь перегнать друг друга на коньках. Их звонкий, заливистый смех раздавался, казалось, сразу во всех концах ледового катка. Рембрандт уже успел сделать несколько набросков Лисбет, катающейся на коньках, когда она подъехала к нему. Взглянув на рисунки, она громко расхохоталась:

– Рембрандт, ты мог бы изобразить меня не такой неуклюжей. Зачем ты нарисовал меня, упавшей на лед?

Подъехали мальчики и мастер усадил их сделать несколько набросков с натуры, которые он собирался посмотреть и подправить по приезду домой.

Рембрандт заканчивал маленькую картину, изображавшую художника и его творение, смотрящих друг на друга или, точнее сказать, творение и художника – мольберт с холстом показан на первом плане и «спиной» к зрителю, художник – в отдалении. Лицо художника Рембрандт написал контурно, неопределённо, черты лица едва различимы. Голые стены, столик с принадлежностями, художник во время работы с кистями в руках и мольберт. Больше ничего. Картина была лишена обычной яркости красок, Рембрандт выбрал тусклые, даже грязноватые цвета. Художник и его Ремесло. Художник и его Творение, ведущие молчаливый диалог. Взаимоотношения со своими работами, будь то портреты или исторические картины – самое важное в его жизни. Они и есть его жизнь.

Геррит Доу, одетый в рабочий халат и широкополую шляпу, с кистями в руках, позировал своему мастеру, Исаак готовил краски. Геррит, считавший себя по части изготовления красок знатоком, не имеющим равных, не уставал давать Исааку указание за указанием, вертясь во все стороны.

– Геррит, не вертись, не отвлекайся. Ты не даешь мне закончить работу. Исаак сделает всё так, как я ему сказал.