– У кого еще есть ключи?

– У десяти человек. Может, у двенадцати, – ответила Нэнси Уистлер. – Не думаю, что смогу сразу назвать фамилии.

Карсон знала, что не следует слишком давить на свидетельницу, которая еще не отошла от встречи с окровавленным трупом. Ни к чему путному это привести не могло.

– Отправьте мне по электронной почте список владельцев ключей. Как только сможете.

– Конечно, хорошо, я понимаю. – Лицо у нее перекосилось, детективы уже решили, что библиотекаршу вновь вырвет, но обошлось. – Господи, он был настоящей жабой, но определенно такого не заслуживал. – Заметив удивленно поднявшиеся брови Майкла, добавила: – Бобби Оллвайн. Охранник.

– Которого вы назвали жабой? – уточнил Майкл.

– Он всегда… смотрел на меня, говорил какие-то неуместные слова. Взял в привычку незаметно подходить ко мне.

– Сексуальные домогательства?

– Нет. Ничего такого он себе не позволял. Но вел себя очень странно. – Она покачала головой. – И ради развлечения ходил по похоронным бюро.

Карсон и Майкл переглянулись.

– Послушайте, а кто не ходит? – переспросил Майкл.

– Ходил на вынос тела, – пояснила Нэнси. – На мемориальные службы. И покойников этих он знать не знал. Два, а то и три раза в неделю.

– Почему?

– Говорил, что ему нравится смотреть на мертвецов, лежащих в гробах. Говорил… его это успокаивает. – Она выключила воду. – Бобби был чокнутым. Но… зачем кому-то понадобилось вырезать ему сердце?

Майкл пожал плечами.

– Сувенир. Сексуальное удовлетворение. Обед.

Лицо Нэнси исказилось, она зажала рот рукой, метнулась в кабинку.

– Мило. – Карсон сурово глянула на Майкла. – Очень мило.

Облупившаяся краска, отваливающаяся штукатурка, заржавевшее железо изгороди, плющ, пожелтевший от жары, плесень, прижившаяся в многочисленных трещинах бетонной дорожки. На лужайке с проплешинами не хватало лишь таблички со словами: «КВАРТИРЫ ВНАЕМ. ТОЛЬКО ДЛЯ НЕУДАЧНИКОВ».

Собственно, табличка на лужайке стояла, но с первыми двумя словами. Остальные три дописало воображение Карсон после того, как она припарковалась у тротуара и пригляделась к дому.

Помимо таблички, лужайку украшала стайка из семи розовых фламинго.

– Готов поставить мой зад, где-нибудь найдется и пара пластмассовых гномов, – фыркнул Майкл.

Кто-то разрисовал четырех фламинго в яркие, тропические цвета, зеленый и желтый, словно надеясь, что от перемены цвета фигурки эти станут не столь абсурдными. Кое-где верхний слой краски облупился: там проглядывала розовизна.

Странное впечатление производил этот дом, и не потому, что его не поддерживали в надлежащем состоянии. Судя по всему, он был идеальным пристанищем для тех, кого в обществе считали чудиками, вроде того же Бобби Оллвайна, лишившегося сердца. Их так и тянуло сюда, в компанию себе подобных, здесь они не привлекали внимания.

Небритый старик стоял на коленях на второй ступеньке крыльца, чинил одну из стоек перил.

– Простите, пожалуйста, вы здесь работаете? – спросил Майкл, показывая старику свое удостоверение.

– Не больше, чем должен. – Старик оценивающе оглядел Карсон, но обратился к Майклу: – Кто она?

– У нас в конторе тот самый день, когда можно привести на работу сестру. Вы тут техник-смотритель?

– Этой развалюхе техник-смотритель не положен, но я чиню, что могу. Вы пришли посмотреть квартиру Бобби Оллвайна?

– Новости распространяются быстро.

Положив отвертку, старик поднялся.

– Хорошие новости – да. Следуйте за мной.

Внутри их ждала темная, душная, дурно пахнущая лестница.

От старика тоже пахло не очень, и, когда они поднимались следом за ним на второй этаж, Майкл сказал: «Больше не буду жаловаться насчет своей квартиры».