Аня вздохнула и повернулась ко мне:

– Ладно, поговорим. Я сама собиралась… извиниться. Я тебя подлецом не считаю. Ты с первого дня со мной был очень честен – что в голове, то и на языке. И я уже поняла, что ваши цыпы, как вы их называете… что это была их собственная инициатива. Они решили так за мой счет развлечься, это же у вас в классе норма, да? Короче, прости, я была груба, ты не с ними, просто так… совпало. Мне девочки всё объяснили. Но это дела не меняет. Ведь это из-за тебя на меня ваши крысы нацелились. Очень мило, конечно, что ты меня выделяешь, только больше не надо. Мы разные, может, поэтому тебя ко мне и потянуло, от скуки. Но всё это чушь и глупости.

Я её перебил:

– Не говори за меня, я, может, что-то и делаю не так, но насчёт своих чувств полностью уверен. Ты мне очень нравишься. Извини, что не смог тебя защитить от Люсьены и её подружек. Люська всё навыдумывала насчет нас. Мечтать иногда вредно. Они тебя достали, да? Мне очень жаль… Ну ничего, больше это не повторится, я меры уже принял.

Аня пожала плечами:

– Теперь мне всё равно, тем более, что ты и половины того, что они творили, не знаешь. Просто, прежде чем вовлекать во всё это меня, мог бы и предупредить.

– О чём?

– О чувствах или что там у тебя,

Помяни черта – в полуоткрытую дверь заглянула Люська. Я мысленно прошептал: вали, вали. Слава богу, Кисличенко сунула внутрь голову, полюбовалась картиной нас, закусила губу и ушла.

Аня сказала:

– Вот видишь. Стоит рядом с тобой постоять, и я уже под прицелом. Мне это не нужно. Я пошла.

Я лихорадочно соображал, что ещё сказать, чтоб её задержать. Как назло, в голову ничего не приходило. И тут у меня начал греметь телефон. У меня там на месседжах тайские барабаны стоят. Сначала пришла одна эсэмэска, потом через секунду – другая. Я радостно проорал Ане вслед:

– Подожди, нас, кажется, зовут на объявление результатов, всё равно вместе придётся идти.

Аня с неохотой вернулась. Первое сообщение было действительно от Мамель: «пора!». Вторая эсэмэска открывалась медленно: связь на чердаке была не очень. Грузилась какая-то картинка с подавленного номера.

В кадр попал косяк двери, чьи-то локти, манекен у окна. В центре кадра была Аня – кто-то нажал на затвор, не входя внутрь, с порога, стремясь именно её застать врасплох. Она стояла, слегка согнув ногу в колене, – собиралась шагнуть из спущенного к полу бального платья, начала отворачиваться, когда поняла, что происходит, но не успели ни отвернуться, ни закрыться, только наклониться, завесившись волосами. Одна рука в беспомощном жесте была вытянута к камере. На Ане было какое-то светлое белье, и вспышка фотоаппарата высветила тёмные кружки сосков в кружевном бюстгальтере, впадинки ключиц и гусиную кожу на бедрах. Подпись под картинкой была: «ботанка в бабушкиных труселях».

– Кто?

Я не узнал свой голос. Аня расширенными от ужаса глазами посмотрела мне в лицо, потом опустила взгляд на экран телефона, побледнела, произнесла еле слышно:

– Дэн, не надо.

– Кто? – повторил я.

Кажется, я схватил её за руку. Ярость накатила такая, что сам испугался. Боялся, что если она мне не скажет, я причиню ей боль, но добьюсь ответа. Мне стало не по себе, и я повторил спокойнее:

– Кто?

– Они обещали, что удалят, – прошептала Аня.

– Они?

– Антон. Это он снимал. В день примерки. Люся сказала, всем разошлёт, если я ещё раз с тобой заговорю. Дэн, не надо!

Я сорвался с места, чуть не выбил хлипкую дверь в перегородке, ринулся вниз по лестнице. Люсьена стояла на площадке между этажами у забрызганного краской окна. На плечах у неё была куртка. Она улыбалась, водя наманикюренным пальцем по экрану телефона, видимо не думала, что я так быстро сориентируюсь.