- А не то что? – в глазах Исаева вспыхивает нехороший огонек и он склоняется ниже, рявкает прямо в губы. – Почему не сметь, а, Снежик? Мы наконец за эти два года поговорить нормально можем! Так ты расскажи, как все было. Ты со своим мужиком встречалась в гостинице? Или прямо у нас в квартире, м? Я и подумать не мог, что ты к себе любовников водишь, такая ты вся белая и пушистая. Таскался, как идиот, по командировкам, думал, заработаю больше денег для своей благоверной. А моя благоверная в этот момент кувыркалась не пойми с кем.

- Хватит! – резко обрываю я, - Из нас двоих только ты подобной грязью занимался. Хоть бы какую-то постороннюю девку выбрал, но нет же… за спиной у меня, в нашей квартире, в нашей постели… плевать тебе на меня было, а сейчас еще мне что-то высказываешь? Я-то, дурочка, верила, что ты по командировкам ездишь, а ты таскался за сестрой моей… Пока я ждала верно, щи-борщи наваривала, терапию проходила и в больнице была, вы за спиной... – воздух кончается, я не могу договорить, замолкаю.

Подбородок дрожит, я сжимаю губы в тонкую линию, прожигая Богдана взглядом снизу вверх. Мне казалось, что я зализала раны, что смогла хоть немного, но оправиться от предательства. Ведь два года прошло, моя жизнь так сильно изменилась! Я сама поменялась, больше не кроткая робкая девочка. Но нет, стоило только встретиться, увидеть темно-карие глаза, почувствовать до боли знакомый и даже какой-то родной запах одеколона – и все. Размазало так, что вздохнуть нельзя. Только один вопрос остался: почему? За что он так со мной? Он же самым близким был.

Неужели так легко было перечеркнуть шесть лет брака? Хотя ему, наверное, все равно. Мужчины же полигамны, так говорят? Наверное для них нормально жить с одним человеком, а потом в один день привести в дом другую и в ус не дуть. И не болит ничего. А я вот не могу так! Может потому что я боль свою так и не прожила. Я ведь и не разговаривала о том, что случилось, ни с кем, маме запретила даже имя упоминать, не то что о ситуации говорить. Сосредоточилась на другом, за детей сильно переживала, все время мысли об этих двух предателях гнала. Если бы малышей потеряла от стресса и нервов – точно бы не смогла оправиться. Мне даже все равно было, что они от Богдана. Мои это дети – и точка, отца у них нет. Вообще чудо, что забеременеть смогла.

- Что молчишь? Нечего сказать? – спрашиваю хрипло. Слезы застыли в горле, его свело спазмом, так сильно я сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Нет уж, не перед ним. После того, как он растоптал меня – никогда.

Исаев смотрит в мои глаза молча, посеревший. Как будто маска на лице восковая.

- Что, не думал, что знаю, да? – догадываюсь я и усмехаюсь горько.

- Ты нас видела? Поэтому ушла? – глухо спрашивает он.

- Это неважно уже. Оставь нас в покое.

- Ответь, - требует он все тем же ровным безжизненным тоном.

- Я сказала: это уже неважно! Ты меня предал, точка. – Отрезаю холодно.

Снова пытаюсь отпихнуть бывшего мужа от себя, но сдвинуть с места эту махину не выходит, хотя я прикладываю все силы, кажется, что внутри скоро что-то лопнет от натуги. Но единственное, что лопается – это мое показное спокойствие.

- Отпусти меня! – срываюсь я, не выдержав, и снова дергаюсь безуспешно, но хватка практически железная. – Слышишь, ты? Убирайся! Видеть тебя больше в этом доме не хочу, понятно? Никогда!

Богдан будто приходит в себя, сурово сводит брови на переносице, но все-таки отпускает, видя, что я на грани истерики.

- О-о, моя дорогая, - тихо рокочет вдруг Исаев, - поверь мне, теперь тебе придется видеть меня гораздо чаще.