- Думаешь, я действительно оставлю все вот так? Нет уж, милая, от разговора со мной ты не отвертишься.

- Мне нужно раздеть детей. Мне не до тебя и твоих разговоров. – Отрезаю холодно.

- Так займись делом, - ухмыляется Богдан и закрывает за собой входную дверь.

Обернувшись, я вижу, как тот неторопливо разувается и вешает пальто рядом с моей курточкой. Сверкнув глазами, ухожу в гостиную. Знаю, мне его не выгнать. Если бы даже захотела взашей вытолкать, то просто бы физически не смогла. Исаев гораздо сильнее меня, я на его фоне просто как маленькая птичка рядом с огромным цепным псом. Во всяком случае именно такой беспомощной и мелкой я себя и ощущаю.

Осторожно укладываю крошек на диван и стаскиваю с них одежду. Детки не выспались, их растолкали в поезде, пока одевали, еще и посторонний шум мешал, так что теперь они хныкают негромко, но требовательно. Надо покормить и снова укачать, очевидно, что очень устали мои близняшки за дорогу.

- Мне нужна смесь. Она осталась в сумке, которую ты домой не занес, - выглянув на кухню и смерив Богдана быстрым взглядом, говорю я.

Бывший муж без лишних вопросов поднимается. Я провожаю его взглядом и, когда тот накидывает на себя пальто, в голове мелькает шальная мыслишка просто закрыться и совсем ему не открывать. Но ведь смеси… ладно еще одежка и памперсы, но я ведь из квартиры так просто не выйду, чтобы ее купить. Я же знаю Исаева, тот не отступится, пока свое не получит. Разговора не избежать, да и… надо все-таки поговорить. Переболело, назрело. Расставить все точки.

Так что приходится откинуть идею подальше и дождаться Богдана с сумкой. Когда же он приносит ее и водружает на стол, то сначала внимательно следит, как я в ней копошусь, а потом – как принимаюсь готовить смесь.

- Не стой столбом, - огрызаюсь я. Такое пристальное внимание нервирует и очень сильно. – Присмотри за детьми. Я наложила там подушек, но они уже начали ходить и могут упасть. Их нельзя надолго одних оставлять.

Богдана будто дергает от этого замечания. Бросив на меня странный взгляд, он все же идет в комнату, а когда я прихожу в гостиную с двумя теплыми бутылочками смеси, застаю настоящую идиллию. Двое моих крошек-разбойников, которые готовы были настоящую истерику устроить из-за того, что голодны и не выспались, сладко сопят на руках у отца. Исаев держит сразу обоих, малыши умещаются у него на одной руке, а второй он придерживает их, поглаживая по спинкам, и слегка покачивает, мурлыча под нос что-то успокаивающее.

Пальцы ослабевают и обе бутылочки с глухим стуком падают на пол. Длинный ворс ковра глушит звук удара, близнецы его не слышат, зато слышит их отец. Стоя вполоборота, он полосует меня ледяным взглядом, и я будто по-настоящему ощущаю, как мне вскрывают грудную клетку, настолько становится трудно дышать.

Он мне этого никогда не простит. Не простит, что не смог быть с детьми с самого рождения, ведь сам рос без отца. У Исаева вообще мало болевых точек, но эта – одна из. И сейчас я на нее очень-очень сильно надавила. Безжалостно и без сожаления, сама того не подозревая. Я не хотела отплачивать за то, что он меня предал, как бы сильно его ненавидела за измену. Но, выходит, все же сделала больно, а Богдан Исаев такого даже конкурентам не прощает.

И уж точно не простит бывшей жене.

Его темно-карие глаза обещают мне самые адские муки. И я верю, что он, в отличие от меня, за свою боль отплатит намеренно. И – сполна.

4. Глава 4

- Д-давай я уложу детей на кровать, - мой голос предательски дрожит, когда я все-таки отмираю и шагаю к Исаеву.

Тот отворачивается, не давая взять с рук детей, и сам идет в мою спальню. В девичестве мы делили ее с Лизой, но потом я съехала к мужу, а сестра перебралась на съемную квартиру, когда начала сама зарабатывать. Несмотря на это в комнате до сих пор стоят две узких кровати. Богдан бывал в гостях моей мамы, Ольги Константиновны, не один раз, так что сразу подходит к той, на которой спала я, и на которой мы с ним однажды занимались таким, о чем вспоминать стыдно, хотя она и казалась тесной для двоих.