Семья Наоми была бедной. Отец искал для нее успешного дельца, кого-то, кто и их поддержит финансово. Наоми была достаточно хороша собой, чтобы привлечь такого человека, и потому родители рассчитывали на богатого зятя. Мать, заметив, как Наоми переглядывается с Эли, отвела дочь в сторонку и с ходу заявила:

– У отца на тебя другие планы. Он договаривается с отцом Айзенбергом. Думаю, он хочет выдать тебя за Хершеля Айзенберга.

Сердце Наоми упало. Хершель Айзенберг ей никогда не нравился. Он был слишком заносчивым и самоуверенным. Но он совершенно точно умел зарабатывать деньги, а именно этого хотел ее отец. Хотя они с Мириам были однояйцевыми близнецами, Наоми уродилась красивее: она была задорнее, стройнее, ее волосы блестели ярче, и юноши оборачивались ей вслед, когда она проходила по улице. Поэтому отец Наоми рассчитывал для нее на богатого жениха. Хотя, по еврейскому закону, будущая невеста имела право сама принять окончательное решение, за кого идти замуж.

Наоми знала, что не стает спорить с отцом. Ее растили послушной дочерью, и она всегда делала, как ей говорили. Мириам и Наоми воспитывались в покорности отцу и следовали его наставлениям. Он был человеком холодным, всегда держал семью на дистанции, и потому дочери боялись говорить с ним. Они не осмеливались ему сказать, что чувствуют или чего хотят. Большинство его разговоров с наследницами состояло в том, что он отдавал распоряжения, а обе девочки покорно кивали:

– Да, папа.

Наоми и Мириам любили отца – пусть и не так, как мать, гораздо более душевную и ласковую, но все-таки любили. В конце концов, дети должны любить родителей вне зависимости от того, что те делают или говорят. Так внушали Наоми и Мириам. В каком-то смысле они привыкли считать, что отец тоже их любит. Просто он не из тех, кто показывает свои чувства. В семье все знали, что его больше заботит мнение окружающих, чем дочерей.

Позднее Наоми поняла, что такая же черта – большее внимание к тому, что думают другие, чем забота о счастье детей, – присуща и ее мужу. Но тогда она не знала о Хершеле Айзенберге ничего, кроме того, что отец собирается выдать ее за него. Наоми понимала, что после свадьбы обратной дороги не будет. Поэтому, хоть ей и было страшно, она решилась обратиться к отцу и сказать ему, что чувствует к Эли. Она обсудила это с сестрой, и они решили, что единственный шанс Наоми – упросить отца позволить ей выйти за Эли вместо Хершеля.

– По крайней мере, я должна попробовать. Я не могу выйти за Хершеля, хотя бы не постаравшись убедить папу, – сказала Наоми.

– Я понимаю твои чувства, но ты знаешь папу. Если он что решил, переубедить его невозможно.

– Надеюсь, ты ошибаешься.

– Я тоже надеюсь, – ответила Мириам. – Если уж собираешься это сделать, подожди, пока он поест. Не пытайся заговорить с ним сразу, как только он вернется с работы. На сытый желудок говорить с ним легче.

– С ним никогда не бывает легко, – заметила Наоми.

– Я не сказала легко. Я сказала легче, – поправила ее Мириам, и они обе рассмеялись.

В тот вечер ужин накрывала Наоми. Отец вошел, повесил пальто, потом отправился мыть лицо и руки. Он уселся за стол, и дочери с женой начали подавать еду. Расставив тарелки, Наоми с Мириам заняли свои места. Сердце Наоми колотилось. Она не могла проглотить ни кусочка и только ждала, когда отец насытится. Разделавшись с ужином, он встал и зевнул. Потом сел на свой стул у окна, а Наоми с сестрой и матерью занялись уборкой на кухне. Закончив, Наоми и Мириам решили, что сейчас самое подходящее время обратиться к папе. Набравшись храбрости, Наоми подошла к отцу и самым мягким своим голосом спросила: