– Нет, прощу, пощадите! Делайте что хотите со мной, но не забирайте моих девочек. Только не без меня. Прошу, не увозите от меня моих детей. Заберите все, заберите что угодно, даже мою жизнь, только не моих детей! – слова застряли у нее в горле. – Заберите меня… меня…

Никто не слушал, как Наоми умоляет, сидя в грязи. Грузовик набирал скорость. Наоми увидела лицо Перл. Та смотрела прямо на мать. Наоми вскочила на ноги и бросилась бежать за грузовиком. Догнать его было невозможно. Она споткнулась о камень и растянулась на дороге. Что-то оцарапало ей лицо, но она не почувствовала боли. Ее сердце отчаянно колотилось, пока грузовик растворялся вдали, оставляя ее в одиночестве. Лежа в пыли, она рыдала. Платье и земля рядом с ней были красными от крови.

– Наоми! Открой глаза! – Ее муж, Хершель, сидел на постели и тряс ее. Он продолжал трясти, пока она полностью не проснулась. – Тебе снился кошмар, – сказал он. – Ты кричала.

Три дочери Наоми услышали ее крики и прибежали к родителям в спальню.

– Мама, что с тобой? – спросила Шошана, садясь на край кровати и обнимая Наоми.

Наоми не отвечала. Перед ее глазами стояли приснившиеся ужасы. Она начала хватать дочерей за руки. Слезы лились по ее щекам, пока она возносила благодарственную молитву. Она была так благодарна, что это только страшный сон! «Мои девочки в безопасности. Рядом со мной». В лунном свете, пробивавшемся в комнату, Шошана увидела, что лоб матери в поту. Она осторожно вытерла его подолом своей ночной рубашки.

– Мама, мама… – Шошана вздохнула, поежившись, и сжала руку матери.

– Все хорошо. Со мной все хорошо, – с трудом выговорила Наоми. Потом по очереди крепко обняла всех трех дочерей. Она изо всех сил старалась унять дрожь, чтобы не пугать их. – Простите, что разбудила вас.

– Идите спать, дети. Это был просто сон. С вашей матерью все в порядке, – сказал их неизменно практичный отец. – Вам надо выспаться.

– С тобой точно все хорошо, мама? – спросила Перл.

– С мамой все в порядке, – повторил Хершель. – Идите спать, все трое.

Блюма держалась за руку матери.

Шошана вгляделась в лицо Наоми.

– Мам, ты уверена, что все хорошо? – спросила она.

– Ну конечно, все нормально. Послушайтесь отца – идите ложиться.

Шошана взяла сестер за руки и увела к ним в комнату.

После того как девочки вышли, Наоми повернулась к мужу и сказала:

– Мне приснился ужасный сон. Хотелось бы знать, что он означает!

– Ничего. Знаю, ты думаешь, что твои сны вещие, но можешь мне поверить, это просто кошмар. Мне тоже порой снятся кошмары, но все проходит, как только встанет солнце, – сказал он, неловко похлопав ее по спине.

Ему всегда было трудно выражать свои чувства. Хершель был человеком практическим. Хоть он и изучал Тору, когда был маленьким, как это полагалось, делал он это только для того, чтобы пройти бар-мицву[3] в тринадцать лет. Хершель мало задумывался о чем-то, помимо материального мира. Хотя открыто он этого не говорил, в душе он ставил под сомнение существование Бога. Но он всегда следовал правилам и делал то, чего от него ожидали, потому что рос в ультраортодоксальной еврейской среде. Внешняя благопристойность имела для него большое значение. Он отправил своих детей в школу, где их обучали Слову Божьему. Он питался кошерной едой, отмечал праздники и обязательно соблюдал Шаббат. Но в глубине души все это казалось ему смешным. Тем не менее, раз он следовал правилам, соседи и друзья принимали его и уважали. На самом деле Хершеля волновали только две вещи: заработок, достаточный, чтобы казаться окружающим человеком успешным и процветающим, и полное подчинение со стороны жены и детей.