– Лейла, меня зовут Лейла, – тихонько прошептала красавица.

Она была обворожительна. Глаза Узбека-Антанука, привыкшие к полумраку, увидели удивительно правильные черты лица, сияющие приветливые глаза. В черные волосы были вплетены жемчужные нити, высокая грудь манила к себе, тонкая талия и просвечивавшие сквозь прозрачные шаровары стройные ноги сразили хана. Но когда глаза их встретились, комнату озарило сияние, Лейла робко сделала шаг к своему господину, он рванулся навстречу. Да, да! Это была она, красавица из его сна. Антанук припал к ее губам, страстно и неумело, даже грубо обнял первую в своей жизни женщину. Лейла, дождавшись, когда приутихнет первый порыв страсти, ласково сказала на ухо:

– Не торопись, мой повелитель, любовь не любит спешки. Я научу тебя всему, слушай свое и мое сердце, мой господин.

Она аккуратно и нежно начала раздевать Антанука, при этом успевая ласкать его и обнажаться сама. Ловкие руки Лейлы, ее гибкий стан, сладкие губы чуть не лишили молодого хана рассудка. Душа юнца летала где-то в ином мире, когда же наступил миг блаженства, ему показалось, что она достигла рая. Опустошенное и обессиленное тело Антанука оставалось на лежанке, а душа все летала, летала, и полет этот поддерживали нежные руки знающей толк в любви женщины. Вдруг соски коснулись губ его, и все органы хана вновь налились неистовой силой любви.

Наступило утро, солнечное, лучистое. Утро всегда прекрасно не только рассветом, но новыми надеждами, новыми мечтами. Луч бегал по лежанке, освещая крепко спящего Антанука. Лейла, свежая и счастливая, внимательно рассматривала своего нового господина, его крепкое тело, почти круглое лицо, прямые, черные как смоль волосы, широкие скулы.

«Сколько ему лет? – думала наложница. – Шестнадцать, семнадцать не больше. О Аллах, как же он молод! А мне уже двадцать».

Лейле стало немного грустно, она около пяти лет в гареме шаха, но невостребованна, господин в течение последних трех лет не приглашал ее к себе. Что дальше? Повелитель, наверное, забыл о ней. И вот! О Аллах, великий и милосердный! Евнух позвал ее. Евнух сказал, что шах повелел обучить искусству любви молодого гостя, и если Лейла будет стараться, может, он возьмет ее в жены, а может, и нет. Но у Лейлы не было больше сил изнывать в гареме никому не нужной. Она уже слышала о гостях повелителя, говорили, что они приехали на год или больше. Лейла понимала, что ей нужно очень стараться, чтобы понравиться молодому господину, решила всегда проявлять чудеса любовной страсти, как вчера вечером, как ночью, она тоже истосковалась по любовным утехам.

Антанук проснулся, Лейла улыбнулась ему. Его узкие глаза стали почти невидимыми, губы потянулись к ее губам, наложница начала было ласкать господина, но он осторожно отстранил руки женщины:

– Для этого есть ночь, красавица моя, волшебница моя, а день дан нам Всевышним для дел, и я прибыл сюда для них. Жди меня вечером, я позову тебя.

Антанук быстро собрался и так же быстро удалился для утренних процедур.

Ширваншах давно был на ногах, с раннего утра его мучила одна мысль: «Не рано ли я так расстилаюсь перед этим монгольским юнцом? Звездочеты пока еще ничего не сказали. Да, он ловок, силен, для своего возраста умен сверх меры. Но, может быть, он худороден? Нет, не похоже, порода повелителя в нем выпирает наружу. Воспитатель его тоже не промах, такие не берутся воспитывать абы кого».

Шах в размышлениях успокоил сам себя и приступил к утренней трапезе, после которой визирь доложил, что к нему на доклад просятся звездочеты. Кей Кабуса ибн Ахситана вновь охватило легкое волнение.