Блэкаут Мария Лейва

– Выручай, дружище, – говорит в трубку Славнов. – У кого концерты, у кого кошка рожает. Никто не доступен, мать их всех.

– Что стряслось-то? – спрашиваю я, не понимая, почему он мне звонит и при чем тут вообще кошка и концерты.

– Ракета, наш гитарист, ну, помнишь его, встал в позу, а у нас два концерта в Сочи и Адлере, – Славнов тяжело вздыхает. – Кому-то нужно отыграть эти два концерта. Ты сможешь?

Погодите, погодите. Что? Неужели в Москве нет ни одного гитариста, который бы смог с ними отыграть вместо Ракеты?

– Все настолько плохо? – спрашиваю я.

– Все просто зашибись! – орет Славнов. – Но гитариста нет! И времени на поиски нет! У нас концерты плотнячком. В Москве с нами сыграет Гена Поздняков, но в Сочи он не поедет, у него тоже график. А времени – только на поезд прыгнуть, выйти в Сочи и забраться на сцену. Мы даже на репетицию не рассчитывали. На тебя одна надежда, братишка. Размещение и гонорар – как полагается. Тебе только надо приехать в Сочи и отыграть. Можешь взять сопровождающего, с этим не будет проблем. Только выручи.

– Через минуту перезвони.

Я даю отбой и лихорадочно нашариваю пачку сигарет. Выхожу на балкон, закуриваю. Ну и дела…

Славнов перезвонил, едва досчитав до десяти, и я понял, что должен соглашаться. Я не представлял, как осуществить этот вояж технически, но, раз им было меня надо, я мог ставить свои условия.

– Рамиль? Ты подумал?

– Мне нужны даты концертов и ваши треки в хорошем качестве.

Славнов взверещал от радости. Пообещал, что треки пришлет, а прибыть в Сочи надо через десять дней. Заверил, что будет консультировать по всем вопросам.

Я закурил снова. Любой другой был бы рад такому предложению: выступить на одной сцене с москвичами, сгонять на море, в Сочи-Адлер, тусануться, навести мосты, заявить о себе в конце концов. Любой другой.

Мне, естественно, льстил вызов Славнова, но я понимал, что, возможно, это все мне не по плечу. Не потому что вдруг не смогу достойно сыграть, а потому что я ни разу не ездил один так далеко после того как, и ни разу мне не приходилось жить несколько дней с полузнакомыми людьми. На сцене мы уже были знакомы, за кулисами – тоже, в жизни – нет.

Когда сигарета дотлела, я твердо решил, что этот внезапный сигнал SOS от Славнова будет мне хорошей встряской. Побросав все свои дела, я начал искать, кто побудет со мной в поездке поводырем.

Сопровождающего мне оплачивали, но никто не хотел ехать со мной в Сочи даже на халяву. Родители работали, а Алинка ломалась. Я вызвонил Саню Митрофанова, который тоже, как назло, не мог ехать, мы с ним уселись на скамейке во дворе и стали кумекать в две головы.

Саня быстро сообразил, что, раз я не хочу ехать с другими пацанами из нашей группы, надо ломать сестру.

– Набери-ка Алину, я с ней поговорю.

Я набрал. Саня включил свой драматический тембр (он его использовал для любовных баллад в ми миноре) и впихал Алинке, что выручить меня сейчас – это ее долг. Он вспомнил все красивые слова, которые знал (меня-то она не слушала), и вскоре, довольный, повесил трубку. Алинка сдалась перед душещипательными эпитетами о любви и поддержке и пообещала, что что-нибудь придумает.

Треки группы S-14, с которой мне предстояло сыграть, пришли мне на электронку в разном качестве. В том числе фонящие и бубнящие репетиционные записи нового материала, никогда ранее не исполнявшегося на публике. Но недели мне вполне хватило на то, чтобы разобраться с ритмами и выучить программу выступления на слух. У Славнова был такой пожар, что он даже не проверил, выучил ли я ее на самом деле. Хотя тогда мне хотелось думать, что он просто в меня верил.

И вот треки выучены, адрес назначения известен, Алинка с собранными сумками уже в дверях. Мама складывает последние пирожки в дорогу, целует нас обоих и суетится. Говорит мне всякое про стойкость духа и удачу так, как будто отправляет меня на фронт.

Сидим на дорожку. Я это называю минутой молчания: мои родители почему-то считают, что сидеть надо молча, и мы с Алинкой в такт помалкиваем. Папа хлопает по плечу, что значит «пора», хотя я и сам прекрасно слышу, что все встают. Едем на автовокзал, и мне кажется, что весь мир замер в каком-то ожидании. Тихо, как перед ядерным ударом. Даже рукопожатие Сани Митрофанова на вокзале перед самым нашим отправлением было каким-то особенным в тот день. И чем чаще я потом вспоминал это рукопожатие, тем больше убеждался, что странное предчувствие было у нас обоих.

Почти сутки мы с Алинкой тряслись в автобусе – билетов на поезд нам не досталось, потому что шел август, а собрались мы всего за пару дней до отправления. В этой дороге мы на своей шкуре узнали, что такое пытка бессонницей. Колени упирались в переднее сиденье, спина затекала от шеи до задницы, а о кондиционерах на этом рейсе не слышали. Остановок раз в три часа мы ждали, как алкаш пятницу, но под конец пути и они перестали радовать – чем ближе мы подъезжали к Кавказу, тем на улице становилось жарче, а о том, чтобы принять горизонтальное положение, по-прежнему приходилось только мечтать.

Мы с Алинкой развлекались болтовней. Я старался не думать, что меня ждет на этих сочинских концертах, но когда сестра уставала лепетать, я оставался один на один со стаканчиком остывшего кофе, затекшей задницей и мыслями о превратностях бытия.

Я тогда не задавался вопросом, почему Славнов позвал именно меня. Это был один из тех моментов, когда совершенно не задумываешься, правильно ли поступаешь. Просто знаешь, что должен это сделать, и все. Фаза разговоров пройдена, теперь я ехал на реальном автобусе, по купленному за реальные деньги моих московских друзей билету выступать на двух реальных концертах. Это значило как минимум то, что, по мнению Славнова, я играю лучше всех тех, до кого он смог дозвониться. Либо S-14 разосрались со всей музыкальной Москвой, и никто больше не захотел с ними сотрудничать. Либо Славнову лень набирать табы, а на слух песни могу выучить только я.

На этом я, кажется, и заснул, и это было уже под утро.

– Кавказ, – промурлыкала Алинка сквозь улыбку, я понял, что она смотрит в окно на горы, а эта штука, которая жжет мне щеку, – высокое солнце субтропиков. Я улыбнулся в ответ. – Кофе? – спросила она.

– Спрашиваешь, – хмыкнул я.

Она зашуршала пакетом, доставая термос, и я заметил, что весь автобус уже вовсю копошится перед прибытием.

Через час мы были на сочинском вокзале. Нас окатил тяжелый мокрый воздух, как в бане. Пока водитель доставал из багажного отделения сумки, я прислушался, вспоминая, каким был этот вокзал раньше. В детстве я раз сто пятьдесят был в Сочи и хорошо помнил белые арки в стиле сталинской неоклассики и зеленые пальмы.

– Да, тут ничего не изменилось, – отметила Алинка, которая вместе со мной была в Сочи все те сто пятьдесят раз – родители нас всегда отправляли в лагерь вместе.

Я закинул на плечи кофр с гитарой, водрузил на себя наш багаж и как вьючный осел поплелся за Алинкой к маршруткам: нам надо было ехать в Адлер. Адрес дома, где нас как бы ждали, был записан у Алинки на бумажке, она обмахивалась этой бумажкой, как веером, но делала только хуже, разгоняя вокруг горячий липкий воздух.

Я чувствовал: море где-то поблизости. Когда Алинка тихонько ахнула и народ в маршрутке странно притих, я понял, что мы выехали на трассу, которая идет вдоль берега, и справа по курсу у нас оно, море.

«Какая же вредина, – подумал я. – Не хотела ехать. А сейчас только и говорит что о море да о пляже, о фруктах и вине. Будь мы в маршрутке одни, она бы заверещала от восторга во весь свой звонкий голос, велела бы водителю остановиться и, сиганув на берег, с визгами забежала бы в воду. Она так раньше всегда хотела сделать – все те сто пятьдесят раз, когда приезжала сюда».

Дом, в котором нас как бы ждали, мы нашли с большим трудом. По моим прикидкам, мы раза четыре прошлись туда-сюда по улице Цветочной и потом еще несколько раз по улице Тюльпанов, прежде чем попали на нужный нам Цветочный тупик (или Тюльпановый тупик, я уже сейчас не помню). Я тогда думал, что иметь поводыря с топографическим кретинизмом еще хуже, чем не иметь его вовсе, но потом оказалось, что дело не в Алине, а в на самом деле очень дебильном расположении улиц с почти одинаковыми названиями.

С горем пополам дом нашли. Никто не выходил нас встречать, и мы прошли во двор по узенькой бетонной тропинке между чем-то и чем-то. Только мы оказались на широком плацу из дешевой плитки, навстречу вырулила хозяйка.

– Здравствуйте, здравствуйте, добрались, ждала вас! – провозгласила она звонко, но с равнодушием уставшего артиста.

Поздоровались, познакомились, и хозяйка принялась показывать нам свои владения. Я шел с полной поклажей, и Алина вела меня за локоть. Жилье было таким, каких на нашем Черноморье сотни тысяч. Частичный недострой, нагромождение жилищ два на два метра, отсутствие штукатурки загримировано виноградом. В общем, все в нем было сделано для того, чтобы, не особо парясь о качестве, сдать туристам побольше койко-мест. Это мне Алинка потом рассказала, но я мог бы и сам догадаться: наш двухместный «номер» стоил каких-то пятьсот рублей в сутки, а в нормальных гостиницах обстановочка немного иная.