Виктор Боков – поэт, богатый опытом жизни, осознанием собственной силы и достоинства, жаждой жизни:

Говорила на рассвете:

– Дорогой, купи браслет!

– Что тебе, мой друг, в браслете,

Я куплю тебе рассвет! —

Говорила, прижималась:

– Ты бы денег накопил! —

Все никак не унималась:

– Ты браслет бы мне купил!

Эти озорные строки поэта – тонкая грань, на которой соприкасаются его стихи с жизнью… Потому так легки и внезапны переходы поэта от усталой расслабленности к рабочему состоянию, от лукавого задора к одинокой печали.

Умение человека Виктора Бокова перевоплощаться – не что иное, как великая и мученическая доля поэта Виктора Бокова, стезя его судьбы.

Поэт ни в чем не отделяет себя от народного торжества, нигде не отмежевывается от народной беды:

Глубока, покойна синь

Голубого циферблата.

Губы шепчут слово: – Сын! —

Это мать зовет солдата.

Ходит, ищет, мнет траву,

Говорит ромашкам лета.

– Я, сынок, еще живу,

Ты прости меня за это! —

Говорит ручью, лугам,

Полю, речке, всей России:

– Хлеб несу к своим губам,

Ты за то, сынок, прости мне! —

Никакого сына нет!

Есть трава, дорога, поле.

Есть деревня, сельсовет,

Седина, старуха, горе.

У поэта Виктора Бокова нет «межи», разделяющей его «личное» и «общее». Нет у него и заскорузлой узости, замкнутости. Он – широк в любви и в дружбе, самые разные люди – его друзья. Самые разные поэты – его сотоварищи. Сейчас «модно» заточать себя в домашнюю скорлупу быта и бытовщины. Вот и сидит иной «певец» в этаком целлофановом футляре, робко поворачивая голову то направо, то налево, боясь «потерять себя» от соприкосновения с жизнью.

А жизнь – есть жизнь! Трусливый ты или храбрый, какое ей до этого дело? Она требует от тебя действий.

Ни «тоской по вечному и трагичному», ни застольем не отгородиться от настырного и прекрасного ветра по имени – жизнь!..

И когда Виктор Боков делает, порой, неверные или не совсем точные шаги, нетрудно понять, что это все – во славу жизни:

Я в сетях

Я в силках

Я в твоем огневом лабиринте.

Я горю.

Я обуглен

Я пепел —

Скорей уберете!

Тут, конечно, больше наивного и смешного, чем серьезного. А сопоставление «температуры» любви и «температуры» лабиринта надуманно, неорганично и чуждо для естественного и быстрого поэтического шага Виктора Бокова.

Но не по «лабиринтам» ценится поэт, не по ложбинкам определяется взлет поэта, а по его преодоленным высотам.

Главное в творчестве Виктора Бокова – это та завидная неистощимость, с какой поэт живет и работает. Отсюда и его русское гостеприимство, с которым он встречает каждое появление новой даровитости.

Помню, в Челябинске он возвышенно называл имя Вячеслава Богданова, тогда молодого поэта, рассказывал о нем со сцен техникумов и институтов, привез в столицу имя поэта, упоенно, как свои, читал его стихи…

Так может поступить только человек, убежденный в собственной талантливости и правоте, как подтверждает эту мысль сам же Виктор Боков:

Сном праведника спит поэт.

Сном древних стен и древних башен,

И наведенный пистолет

Его безумию не страшен.

Он не убил, не обманул,

Не покривил душой ни разу,

В пустых словах не утонул,

Не разменял добро и разум.

Я не вижу необходимости демонстрировать рост поэта из книги в книгу. Ныне Виктор Боков в строгой форме, сделанное им – видно издалека, а намеченное – не страшит, а лишь призывает.

И когда прихлынут счастливые мгновения – задохнется сердце поэта полнотой и обилием жизни. Ведь биография его так схожа с биографией времени!

Характер поэта – характер времени, молодой и крепкий, дерзкий и шутливый:

У тебя на губах горчинка.

– Что с тобой?

– У меня морщинка!

– Не расстраивайся, мой друг,