Глазами матери,

Что понимают сразу,

Что столько повидали на веку,

Ты смотришь в сердце мне.

И твой душевный разум —

Весна,

В которой каплей я теку.

И мне,

Крупице твоего апреля,

Видать,

Как ты чиста и глубока.

Какие ты сибирские метели

Прошла —

И вскрылась вольно,

Как река.

И ныне вдохновенное перо Дмитрия Ковалева не устало. Он – вместе с теми, кто «поседелый, как сказанье, и, как песня, молодой», пахал поле и ходил в атаки. Вместе с теми, кто чтит его русский и чистый талант, кто учится у него слову и жизни.

И нам, идущим ему вослед, понятна его жгучая память о прошлом и его тревога за будущее:

Люблю тревожно пареньков моих.

Характер их становится несносным.

Никак с ломающимся басом их

Не свыкнусь,

Отдаюсь сполна их веснам,

Их юным увлеченьям и страстям

Тоскую, что расстанусь с ними скоро,

Что скоро нам встречаться, как гостям.

И не скрываю совести укора,

Что в чем-то главном близость не раскрыть,

Что по своей вине не понят ими…

Чем неспокойней мир – тем крепче нить,

Связующая нас.

Любовь ей имя.

Этот очерк о Дмитрии Ковалеве я написал к 60-летию поэта… Я благодарен ему за честный опыт призвания, за красивые и благородные страсти, оставленные в слове.

1973—1983

И трудно, и легко говорить о поэте Викторе Бокове. Трудно потому, что не просто охватить все, сделанное Виктором Боковым, – от стихов да поэм, от песен до статей, посвященных бурному дню нашей жизни, легко же потому, что Виктор Боков всегда в действии, всегда вдохновенен и окрылен ветром молодости:

Я в Сургуте мог бы жить,

Как в столице на Таганке.

Мне приятно говорить:

– Сургутяне, сургутянки!

Не часто встретишь поэта, так беззаветно и безоглядно ушедшего за своей «жар-птицей», за своим воистину радостным талантом.

Как-то внезапно и озорно, свежо и певуче откликнулся он на соловьиные переливы Александра Прокофьева и понес их по весеннихМ просторам России, славя пахаря и звездного летчика, плотника и сталевара, утверждая братскую дружбу наших народов:

Я видел Россию,

Она поднималась

Туманом над речкой

И светлой росой.

Шла женщина русская

И улыбалась,

За женщиной следовал

Мальчик босой.

Домашняя простота атмосферы, ясность и удивительное целомудрие картины волнуют душу, наполняют ее светом и добротой. И кажется – ничего не утрачено, все остается на своих местах, все вечно и незыблемо, как природа. Но это лишь моментальное ощущение. Лирический герой давно повзрослел, и мир вокруг изменился, и время, и люди:

И дрогнуло сердце.

Уж это не я ли?

Аукни то время

И голос подай.

Мы с мамою

Точно вот так же стояли

И сыпали соль

На ржаной каравай.

На первый взгляд, не сосредоточивая особого внимания на России, стальной и космической, поэт как будто обыденно повествует о человеке из жаркого цеха, тем самым подчеркивая нашу «привычность» к технике, – повествует о человеке, на котором держится мир правоты и обновления, мудрости и защиты, имя которому – рабочий:

Я видел Россию,

Бил молот тяжелый,

Послушно ему

Поддавалась деталь.

А рядом кузнец

С Уралмаша веселый,

Играя, шутя,

Поворачивал сталь.

Человек, Родина – два полюса, между которыми восторженно бьется большое сердце Виктора Бокова, поэта, единым взмахом соединившего нас, послевоенных представителей музы, и с буйной страстностью Павла Васильева, и с лукавой задорностью Бориса Корнилова.

Настоящий поэт – всегда явление интереснейшее. И попробуй-ка, встретившись с Виктором Боковым, быстро распрощаться. Сразу же на тебя хлынет поток впечатлений, событий, выводов и, разумеется, стихов, стихов!..

Неутоленная, неистребимая и святая любовь к женщине, к отеческой земле, к ее истории, к делам сограждан бросает Виктора Бокова то в Заполярье, то на Мамаев курган – седую высоту памяти, то в кубанские степи, то на сибирские новостройки: