– Кто сдохнет? – рассвирепел Алик. – Когда сдохнет, все напишут. Давайте стрим делать прямо из вольера. Договоритесь с зоопарком.

– Делать стрим о том, как просирается слон? – удивилась Неля.

– А ты каждый день видишь, как срут слоны? Вот ты и займись.

– Ты издеваешься?

Алик закипел:

– Блин, народ, единственный в городе слон заболел. Почему мы должны ждать, когда он сдохнет? Ребята, вы никогда не начнёте работать нормально, если не будете видеть темы у себя под носом. Это реально интересно. Слон уже интересен. А больной слон – это, считай, полгорода будет следить за его состоянием. Неля, двигай в зоопарк и стримь оттуда. Поговори с директором, с ветеринарами, с уборщиками. Спроси, сколько слон обычно делает говна. Отчего там этот запор возник. Чем кормят слона в зоопарке. Сколько тонн бананов ему надо в сутки. Куда этот навоз девают потом.

По комнате прокатились смешки. Неля закатила глаза:

– Ладно, позвоню.

Алик обернулся к Виктору Петровичу.

– Так, а вы тогда сидите здесь на приёме и делайте заметку. И радийщикам скажите, пусть в эфир дают. Ладно, сам скажу.

Виктор Петрович присел и развёл руками:

– Да я же это… Мне в двенадцать на слушания…

– А, я забыл, – кивнул Алик. – Максим, тогда ты подхвати тему.

Я закрыл лицо руками. Алика это возмутило:

– Да хорош из себя целок строить! Нормальная тема: как спасают слона. Мы должны показывать людям жизнь во всех проявлениях, – он хлопнул в ладоши. – Раз, два, три! Работаем.

После планёрки я собирался уделить полчаса Филино и комбинату «Заря», и у меня было хорошее предчувствие. А когда Неля доберётся до зоопарка, я переключусь на слоновьи запоры и после обеда снова займусь Филино. Таков был план.

Едва я открыл папку с филинскими документами, позвонил дольщик Игорь. Минут пять я терпеливо конспектировал его напористую речь. По словам Игоря, многие дольщики не подозревали, что их риски застрахованы, и теперь намерены обращаться в суды. Кроме того, планируются очередные слушания о судьбе спорного участка. Жителей соседних домов умело подзуживают, рассказывая о прелестях благоустроенной Ильинской рощи, на самом же деле знакомый Игоря в прокуратуре прямым текстом сказал ему, что участки уже куплены под малоэтажную застройку. И если свалят их, «алмазовцев», то никакой рощи не будет, а будет коттеджный посёлок с трёхметровым забором.

– Не, главное, понимаешь, никто же толком не знал, что нам выплата положена… Мне вот откуда знать? Я работаю по шестнадцать часов. У меня нет времени читать договоры. Вернее, мы же перезаключали договор в марте. Там уже, знаешь, напсихуешься, не читаешь всё до буквы.

Я перестал записывать и слушал из вежливости, подбадривая Игоря хмыканьем. Рассказав ту же историю по кругу, Игорь пошёл на третий заход.

– Если бы людям сразу сказали про страховки, мы бы не тратили время. Я бы лично забрал деньги.

Я перестал хмыкать и стал искать место в плотном частоколе Игоревой речи, чтобы обозначить своё понимание вопроса, но Игорь распалял себя всё сильнее.

– Игорь, Игорь, Игорь, – беспардонно заглушил его я. – Игорь, я понял ваш вопрос…

Он на секунду примолк, но тут же включился снова:

– Максим, да я, собственно, и хотел просто сказать, что дело же не в том, что мы там кому-то насолить хотим или лишнего взять, но, извините, если страховая содрала с застройщика миллионы, понимаешь, миллионы, а теперь просто нам показывает кукиш, знаешь, мы это так не оставим…

И снова завёл шарманку про слушания и коттеджи, разбавляя историю новыми подробностями. Человек из прокуратуры сообщил Игорю, что один из участков купил посаженный в СИЗО вице-мэр.