В магазине было тесно: почти всё пространство заняла полная покупательница, которая конфузилась своей полноты и торопилась.

Продавцом оказался молодой парень с тонкими цепкими руками. Он выставлял на прилавок двухкилограммовый пакет муки, и было заметно, что его жилистые руки привыкли работать с чем-то потяжелее. «Подсадной какой-то», – подумал я.

Женщина суетливо упаковывала покупки. Продавец перевёл взгляд на меня, и взгляд его был долгий, будто он сразу ждал признания.

Женщина мяла сумку, как тесто.

– Бутылку воды мне, – сказал я, и пока он выставлял её на прилавок, спросил. – Там на перекрёстке знак «Въезд запрещён». Не знаете, проеду я туда?

Наступила тишина. Шуршал пакет.

Наконец, парень ответил:

– Ничего там интересного.

– В смысле?

– В смысле, не надо туда ездить. Зачем тебе туда?

– По карте вроде короче получается.

– Не короче.

Голос его прозвенел резко, и так же резко упала сдача на металлическое блюдце.

Женщина, словно предчувствуя ссору, тихо заговорила:

– Ты не спрашивай. Тут посёлок режимный. Тут таких вещей не скажут. Тупик там. Туда тебе незачем.

– Спасибо, – я забрал воду и сковырнул с тарелки упрямую сдачу.

На обратном пути я остановился на перекрёстке перед железнодорожным переездом. Старый знак «кирпич» негромко звенел на ветру. Проезд за ним, изгибаясь, уходил вглубь неопрятного, будто взбитого блендером леса, который почти смыкался и отбрасывал густые тени на ровном асфальте. Свежая разметка выдавала, что у дороги был надёжный хозяин.

В редакцию я вернулся совершенно разбитый.

История посёлка Филино напоминала взросление человека. Был в ней период казачьей юности с первой половины XVIII века и до середины XIX, о котором не осталось почти ничего. Казаки построили укрепрайон, а во время войны 1812 года как-то особенно себя проявили, за что получили право переименовать село в Гродно.

Но посёлок предпочёл забыть о разгульной юности. От неё остались лишь мрачные отпечатки фотографий конца XIX века, когда казаки покидали насиженное место. С телеги глядели хмурые дети. Нарядный воин с лицом строгим и напряжённым позировал на лошади. Подросток в военной форме взобрался на верх крыльца, пока его семья стаскивала вещи к телеге. Тёмные лица растворялись в кислоте старых фотографий и походили на случайный дефект плёнки.

Гродно-Филино пришло в упадок: отток казаков обескровил его. В современном Филино от того времени остались лишь остовы каменных стен.

В самом конце XIX века через Филино пустили ветку железной дороги и построили крупный транспортный узел. К началу нового века село ожило. С расположенных поблизости рудников и металлургических заводов в Филино везли сырье и металлические чушки, в самом селе появилась чаеразвесочная контора, ткацкая фабрика, конезавод, лесопилка и несколько трактиров.

На фотографиях того времени Филино напоминало, скорее, город. Между зданием управы и купеческими домами главной улицы зияла немыслимая по меркам современных посёлков пустота. Пространство между домами заполняла грязь, по грязи шли подводы, на подводах сидели сутулые люди.

На чаеразвесочной фабрике работали дети с лицами стариков. Выносливая лошадь башкирской породы, коренастая и как бы сплющенная сверху, тащила из карьера полторы тонны руды; лошадью правила темнолицая женщина в платке; она смотрела в объектив и щурилась, будто опалённая его жаром. С другой подводы у ворот ткацкой фабрики тощие мужички грузили на спины огромные тюки.

Филино повзрослело, остепенилось и к тридцатым годам получило статус города. Его каменный скелет я видел, проезжая восточную часть посёлка.