– Вот именно. Надо границы укреплять, а мы, наоборот, китайцев в страну запустили, на рынок ступить некуда. Доиграемся, выживут они нас, давно уж метят. А Америка! Ты думаешь, зря нашим пацанам головы дурят этой жвачкой, джинсами, этой порнохрафией?! Это ж все равно, что побрякушки и цветные тряпочки для дикарей.

– Здраво мыслите, – похвалил Степаныч, – Вас бы в депутаты.

– А и пойду! Меня теперь народ поддержит. Меня армия поддержит. Армия быстро разберется, кто тут кто.

– Это после сокращения? – уточнил Леонид Алексеевич.

– А что? – заступился за друга Степаныч. – У нас народ обиженных властями уважает. Ельцин на чем вылез? Я и по себе знаю…

– Погоди-ка, – прервал его Загузин. За разговором не заметили, что вторая бутылка кончилась. Надо было бежать. – Степаныч, твоя очередь.

– Не-е, – обиженно замотал головой сторож, как бы намекая на то, что он тут хозяин, а они гости. А гости должны приносить с собой.

– У меня спирт есть, – сообщил учитель словесности.

– Откуда? – радостно удивился Загузин. – Указку, что ли, протираешь?

– Нет, диапозитивы, – засмеялся Леонид Алексеич, – О жизни Пушкина. – Он открыл свой толстый тяжелый портфель и извлек оттуда двухсотграммовую бутылочку с делениями.

– Чего молчал-то? – потер руки майор и задумался на миг – А тебе, что, тоже выдают?

– Диапроектор, магнитофон – положено.

– Иди ты!

– Ладно, шучу. Это я у химички на компресс попросил.

– У химички! – расплылся в улыбке бывший военрук, представляя приятную во всех отношениях Анжелу Ипатьевну. – Где ж я-то был? У меня ведь тоже спина…

Степаныч тем временем деловито разбавил спирт и нарезал еще закуски.

– Да, братцы… – вздохнул майор, поднимая стакан. – Последний раз, наверное, так сидим.

– Это почему?!

– Потому! Неужто я с табуретками буду возиться? Да еще на полставки! Придется работу искать. Эх, два года назад была пенсия, куда еще ни шло, а сейчас что это за деньги?..

– Мне тоже всего десять часов оставили, – сообщил и литератор.

– Да ну?! Как так? Во, блин! – майор даже отставил стакан.

– Ксенофонтова из декрета вышла. По закону обязаны ей дать ту же нагрузку, что была до отпуска. Я же, в общем, временно работаю, – скромно поведал о своих проблемах Леонид Алексеевич.

– Ну, елки-надь! Я-то хоть военную пенсию получаю, а ты на что живешь?

– Вот меня хрен кто сократит! – сообщил, выпив уже, сторож.

– Это как сказать, – отмахнутся майор, – На что ж ты живешь, Алексеич?

– Да, всякое. Репетирую помаленьку. Рецензии в журналы. Корректура там…

– У? – майор Загузин о чем-то надолго задумался.

– Так выпьем? – весело предложил Леонид Алексеевич.

– Выпьем, – отрешенно чокнулся с ним майор.

ГЛАВА 1.2

Борщов, прислушиваясь к своему сердцебиению, медленно поднимался по родной лестнице. Он так и не решил, сразу обрадовать Антоновну или как-нибудь потом, не сегодня. Сейчас важнее было найти повод, чтоб раскрутить ее на бутылку. Конечно, стоит ему сразу с порога бухнуть: все, мол, сократили – повод будет.…

Но хотелось бы как-то помягче. Не надо тут путать повод с причиной.

Сердцебиение, одышка. На тридцать шестом году жизни, когда все рушится, организм тоже начинает предательски подводить. Как ему выдерживать конкуренцию с молодыми зубастыми волками, не обремененными разными комплексами?

На своем пятом этаже Сергей Иванович постоял пару минут, но так ничего и не придумав, позвонил в дверь. Открыла дочь, тринадцатилетняя Настя.

– Привет! Что-то ты рано, – в голосе дочери он почувствовал подозрение. Неужели, знают? Когда успели? Случайно позвонили ему на работу, и…

– Я рано? Это ты почему-то еще дома, – почти весело отвечал он. – Никак, уроки учишь?