Из зарослей возникла фигура. Она медленно перебирала что-то в руках, как будто выбирая что-то важное среди остатков. Шёпот её слов был почти неразборчив, но Серафим слышал зловещую мелодию, исходящую из её губ. Голова ведьмы была опущена вниз, её взгляд, скрытый под низким лбом, был направлен прямо в его сторону. Тело её колыхалось, как будто от судорог, но движения были чёткими, осознанными. Она произнесла заклинание, и из её рта вырвалась зловонная желчь, которая стекала по её подбородку, капая на изорванные лохмотья, оставляя за собой тёмные следы.

Зло в её глазах пробудило нечто древнее и в самом Серафиме. Он застыл на мгновение, как если бы его кровь замерзла в жилах. Эти глаза не просто были злыми – они были полны ненависти, предсказания, как если бы они уже знали его конец, его падение. Это были глаза, способные рассечь душу на части.

Ведьма медленно подняла голову, выпрямив кривую руку с длинными пальцами, и указала на него. Её взгляд был ледяным, пронизывающим, а губы, едва заметно изогнувшись, сложились в беззвучную угрозу. Всё, что она сказала глазами, было настолько ясно, что Серафим ощутил, как внутри что-то сжалось: Сегодня ты умрёшь! Мое имя – Бланш, и это последнее, что ты услышишь.

Но Серафим не спешил соглашаться с этим вердиктом. Его разум работал быстро, и с ясной решимостью он протянул руку к своему мешочку. Из него он извлёк маленький пузырёк, открыл его одним пальцем и произнёс заклинание volantem potestatem (Летающая сила), подкидывая пузырёк в воздух.

Не теряя времени, ведьма направила указательный палец прямо на него, и в мгновение ока перед ним возникло целое полчище пауков. Они вылезали из всех щелей, ползли по земле, скрежеща своими маленькими челюстями. Серафим не замедлил, подняв руку, чтобы удержать щит, защищавший его от падающих с неба лезвий. Он ударил посохом по земле, громко произнося: Quod infra reptat et supra evanescet (Что ползет внизу, исчезнет наверху). В тот же миг пауки устремились к ведьме, накрывая её с головы до ног.

Пока она пыталась освободиться от этого зловещего натиска, с неба раздался знакомый боевой крик. Это был сокол, несущий в клюве очередной пузырёк. Его стремительный полёт был точным и решающим. Пролетев над окружённой паучьей армией, сокол сбросил содержимое бутылька прямо на ведьму.

Серафим услышал её последний визг, когда она замерла, окаменев, как застывшая фигура, покрытая тяжёлыми пауками. Лезвия, что стремились убить его, исчезли, а армия пауков рухнула на землю, больше не двигаясь.

С ухмылкой на лице Серафим перебросил посох из одной руки в другую и прошёл мимо земляной тюрьмы. Он постучал посохом по голове первой ведьмы, что оставалась снаружи, и произнёс с холодной насмешкой: Вот так, дорогуша, побудешь тут лет сто. А там подумаем, что с тобой делать.

Он повернулся к другой ведьме, теперь тоже окаменевшей. Её глаза яростно вертелись, пытаясь найти выход, но Серафим лишь усмехнулся. С тобой мне, конечно, пришлось помучаться… Но теперь, что ж, помучаешься ты лет триста.

Остановившись, он задумался на мгновение, охваченный тем, что только что произошло. Стряхнув с себя грязь, прилипшую к одежде, он проверил содержимое своего мешочка и, почувствовав облегчение – или, возможно, слабость от полученных ран, произнёс с дрожащим голосом: Ну что ж… Пора проверить, что меня ждёт в этом доме на берегу.

Глава седьмая дом.

Тишина. Вокруг царила абсолютная, пугающая тишина. Даже река, казалось, замерла – вода перестала издавать привычные всплески и шорохи мелких волн о берега. Больные деревья, поражённые неизвестным недугом, скорчились, словно горбуны, надломленные под тяжестью невидимой силы.