– Мы приехали в Вильню, чтобы не остаться в стороне, когда Отчизне понадобятся солдаты. И даже моя жена хочет сделать что-нибудь, что в ее силах. Мы с паном Рымшей «литвяки», и она такая же. Мы верим и даже знаем, что мы не одни. Посчастливилось встретиться с великим обозным литовским[37] Каролем Прозором, оказавшимся в наших краях. Он оставил нам наставление, по большому секрету. Мы не все в нем поняли, – пан Константин посмотрел на Рымшу, который сначала утвердительно кивнул, а потом замотал головой, что могло означать:

«Да я вообще ничего не понял», – но ждем, что здесь, в Вильно, узнаем яснее, что нам делать.

Сказав это, пан Константин поклонился и остался стоять, ожидая от Ясинского вопросов.

– Готовы ли вы не пожалеть жизни, чтобы освободить Отчизну от москалей и предателей? – спросил тот, глядя, почему-то не на пана Константина, а на капитана, который пришел с ним.

– Они зарезали и съели Нобиля, который прославил мои Клевки на весь повет, а вместо быка дали мне квитанцию, бумажку! Готовы, пан полковник! – ответил Рымша и вдруг смахнул слезу.

– Готовы, – тихо, но твердо подтвердил пан Константин.

От пани Ядвиги, сидевшей даже не за столом, а немного в стороне, будто бы на случай, если нужно будет распорядиться принести чаю, никто не ждал ответа на этот страшный вопрос, но свое слово сказала и она:

– У нас есть дети, и я, конечно, никогда не пожертвую ими и не имею права оставить их сиротами. Но я хочу, чтобы они, как и наши деды, жили в Литве. И я знаю, что, если ничего не делать, скоро Литвы совсем не будет – Москве всегда мало того, что она уже отняла, она не остановится, пока не отнимет у нас все.

– Браво! – вырвалось у пышноволосого капитана. Ясинский знаком велел ему молчать и удовлетворенно кивнул.

– Я не стану говорить вам того, что говорил бы другим, тем, кого хотел бы обратить в свою веру, вы уже со мной, – сказал он, подтверждая, что прозелиты выдержали испытание. – Я лишь хочу, чтобы вы поклялись Богом сохранять в тайне все, что сейчас узнаете.

Переглянувшись, «вновь обретенные» один за другим произнесли: «Клянусь Богом!» Вслед за ними клятву повторили священник и поручик Гарновский, который встал к дверям, чтобы убедиться, что собравшихся никто не подслушивает. Капитан, который пришел с Ясинским, судя по всему, принадлежал к рангу тех, кто клятвы принимает. И Ясинский вскоре это подтвердил.

– Если вы хотите участвовать в настоящем деле, вы находитесь в нужном месте и в нужное время, – начал он достаточно высокопарно, однако же без всякой театральности. – Для Литвы все начнется здесь. Одновременно революция начнется в Короне. Я не скажу когда, но уже скоро. Мы очень надеемся на помощь Франции, свою революцию уже свершившей. Игнаций Хилькевич видел это своими глазами, он был среди тех, кто штурмовал Бастилию.

Показалось, что последнюю фразу Ясинский произнес с некоторой завистью.

– Хорошо, что здесь об этом почти никто не знает. Москали уважают меня за то, что я был среди тех, кто штурмовал Очаков. Тоже довелось… – вступил в разговор капитан и широко улыбнулся.

– Я вряд ли еще буду встречаться с вами так, как сейчас, – продолжал Ясинский. – Все распоряжения вы будете получать через пана Хилькевича.

– Москали не позволяют ремонтировать укрепления Вильни, глядите, как бы не срыли имеющиеся. Поэтому у военного инженера много свободного времени, – снова пошутил Хилькевич. Ясинский продолжал:

– Нас много, нас достаточно много, чтобы начать, а потом объявить посполитое рушение. Но вы будете знать только тех, кто сейчас в этой комнате. Вас как раз пятеро, как и говорится в том наставлении, о котором вы вспоминали. У каждого из вас будет своя важная задача, о которой я сейчас скажу. И свой номер. Первый – Ежи Гарновский.