Настоящий генерал в пятьдесят четыре года вовсе не чувствует себя старым. И ему нет нужды увешивать себя саблями и кортиками, эполетами и наградами, чтобы подчеркнуть свою мужественность. Напротив – фрак, шелковые чулки и только золотой с белой финифтью крест на полосатой черно-оранжевой ленточке, там, где пасторы и ксендзы носят свой белый воротничок «колоратку». И еще настоящего воителя отличает, конечно же, острый глазомер, безошибочно выделяющий среди танцующих самую красивую даму. Причем подлинную красоту и шарм он находит вовсе не среди ветреных паненок, использующих маскарад как предлог выставить напоказ свои прелести, вырядившись в полупрозрачные «эллинские» туники. Лучшая, конечно, вот эта – в легком голубом платье с вплетенными в прическу лентами, которыми здешние крестьянки украшают свой праздничный наряд. Шарман!
Саковичей привела на этот раут давняя подруга пани Ядвиги, в последние годы предпочитающая столичную жизнь деревенской и проводящая зиму и весну в Вильно или Варшаве. Пан Константин недолюбливал подобного рода сборища, но послушно пришел, поскольку чувствовал за собой вину. Сам лишил жену удовольствия играть на виолончели, теперь она вправе выбрать все что угодно взамен.
Пани Ядвига отыгрывалась сполна, беззаботно танцуя, а пан Константин, торжественно пройдя с нею первый обязательный полонез, стоял в стороне, утешая себя тем, что у него есть дело – важное знакомство, ради которого, очевидно, он и приехал в Вильно. Еще утешали глаз чистенькие с иголочки мундиры четвертого пешего полка Великого княжества Литовского, в которые были одеты слаженно играющие музыканты.
И все же то, что последний гавот, а за ним две мазурки подряд его жена, не обращая на мужа никакого внимания, танцует с русским генералом, начинало раздражать пана Константина. Ему даже захотелось выпить, и он пожалел, что с ним нет Рымши. Товарищ так сокрушался по поводу своей вчерашней промашки, что сегодня после обеда впал в спячку.
Полковник Ясинский, сидя за зеленым игровым столом, успевал и карточные расклады просчитать, и замечать, что происходит за колонной в танцевальном зале.
– Ведь это госпожа Сакович танцует с Арсеньевым? – спросил он у Гарновского, стоявшего у него за спиной.
– Да, это пани Ядвига, – ответил молодой поручик, невольно залюбовавшийся грациозностью ее движений.
– То, что ты говорил о ней, – истинная правда. Кажется, герой Измаила от нее без ума. Пора познакомиться с ее мужем, – сказал Ясинский, закончив партию и подсчитывая выигрыш. Теперь не грех было и выпить. Гарновский пригласил к столику с закусками пана Константина.
– Позвольте вам представить Якуба Ясинского, полковника инженеров и… поэта, – представил он своего старшего товарища, по случаю маскарада одолжившего яркий восточный наряд у приятеля. Это был не маскарадный костюм, а мундир офицера янычарской хоругви, состоящей при литовском гетмане.
– О нет, все эти поэтические опыты только для того, чтобы не слишком выпирал математический склад ума военного инженера! – отшутился Ясинский и предложил пану Константину бокал с шампанским.
– Я уважаю людей, владеющих словом. В поэтическую форму может быть заключена высшая мудрость. Недавно я узнал, сколько мудрости можно почерпнуть на востоке… – выдал вычурный намек пан Константин, глядя на расшитую петлицами красную янычарскую куртку Ясинского. Этот восточный стиль очень шел Ясинскому, род которого происходил от литовских татар.
– Вот как? Вам знакома мудрость браминов? – улыбнулся Ясинский. Пан Константин в ответ многозначительно закрыл глаза.