– Ой, вспомнил. И действительно говорили, – признался Моисеенко, вскинув при этом, словно в молитве, руки, чем, видимо, хотел подчеркнуть, но как мог он такое забыть. Затем, после секундной паузы, уже спокойно продолжил: – Они, наверно, друзья, и потому тот решил проявить заботу о ближнем человеке.

– Я не заметил, чтобы они особо тянулись друг к другу, – с сомнением в голосе произнес Эди, надеясь тем самым подвигнуть резидента больше рассказать о Постоюкове.

– Вот как, а я подумал, что друзья, иначе зачем бы ему заступаться за него, да еще тратить деньги.

– Этот тип, кстати, он Алексеем представился, и его жена говорили, что они задолжали Олегу деньги и потому раскошелились.

– О-о, теперь понятно, почему он заботится об Олеге, – прищурился Моисеенко, что, на его взгляд, должно было убедить Эди в его неосведомленности в делах страдальца. И тут же неожиданно спросил: – Скажите, а жена этого Алексея имеет какое-то отношение к Олегу?

– Не знаю, она об этом не говорила, – ответил Эди, изобразив на лице удивление оттого, что его собеседник так неожиданно перешел на тему о жене Алексея, явно намекая на какие-то ее отношения со страдальцем.

– Ну, возможно, сердилась на мужа, что им приходится расставаться с деньгами, – усмехнулся Моисеенко, не обратив внимания на реакцию Эди на свой вопрос.

– Можно подумать, что вы там были, – пошутил Эди. – И на самом деле эта мегера не хотела давать деньги и все допытывалась у меня, мол, для чего они Олегу понадобились и где он сам находится, а Алексей все это время молчал и лишь поддакивал ей. Мне даже жалко его стало.

– А почему? – оживился Моисеенко.

– Да потому, что он полностью находится под ее пятой.

– Может, ему так удобно, – вновь усмехнулся Моисеенко.

– Может, но как-то непривычно было это видеть – здоровый мужчина и так себя ведет.

– Выходит, она более волевая, чем он.

– Или она контролер семейного бюджета, – сморщившись, будто глотнул кислое молоко, промолвил Эди.

– О-хо-хо, скорее всего, так оно и есть, ведь деньги в нашей жизни – основа всего, – уставился в Эди Моисеенко пытливым взглядом, будто желая узнать, разделяет ли он это мнение.

– Если и не вся основа, но ее значительная часть, – широко улыбнулся Эди.

– Скажите, а этот ваш друг Юра в Москве бывает? – в очередной раз неожиданно поменял тему разговора Моисеенко.

– Очень редко, когда возникает необходимость поработать в архивах.

– А его знакомые по Минску – влиятельные люди?

– Их всего-то несколько человек, и все деловитые. Этого вполне достаточно.

– Вам они понравились?

– Люди как люди, один из них работает на большой должности в милиции, двое других – в прокуратуре, я с ними не знаком. Есть парень, который работает в тюрьме, с ним он дружит с юности.

– А среди партийных и советских функционеров, гэбистов нет у него друзей?

– Он и тех, и других на нюх не переносит, так как в свое время его дед был расстрелян, как вы их называете, гэбистами за то, что якобы состоял в троцкистской организации. По этой причине его отец всю жизнь был на подозрении у властей, а Юру даже в пионеры не приняли, в институт он поступил под девичьей фамилией матери.

– Хорошо, что парень не потерялся, занимается наукой, как и вы. Рад, что имеете такого друга. Надеюсь, как-нибудь познакомите с ним?

– Конечно, как только он окажется в Москве.

– А если я поеду в Минск?

– Юра будет рад, ведь я рассказывал ему о вас, как о друге Александра, к которому он относится с большим уважением.

– Вы мне об этом не говорили.

– И сейчас не сказал бы, если б не коснулись этой темы.

– Получается, с помощью своих друзей он сможет общаться с Олегом и Сашей или дать такую возможность вам или кому-нибудь еще?