Утром разразился гром, несмотря на яркое солнце за окном. Владимир Юрьевич, зайдя к Але предупредить, что уходит на работу, обнаружил альбом.
– Что это? – спросил он голосом, интонация которого не предвещали ничего хорошего.
– Фотоальбом, – ответила Аля и натянула одеяло на пол-лица, оставив только глаза.
– Значит, ты прихватила его из квартиры Кудриных? Это за ним ты лезла? Что молчишь? Отвечай, когда тебя спрашивают!
– Володя, чего ты так нервничаешь? Да, я взяла альбом, случайно. Чтобы искать Димку, нужна его фотография…
– Что ты собираешься делать? – тихо, но зловеще спросил Гришаков.
– В настоящий момент я хочу встать с кровати, пойти в ванную, принять душ, почистить зубы, – рассердилась Аля. – А ты стоишь тут, как столб фонарный! Потом я хочу выпить чашечку кофе и съездить домой. Мне можно домой? Или я теперь должна быть под твоим зорким оком всё время?
– Да, должна! Домой поедешь с Ермаковым, возьмёшь необходимые вещи и вернёшься назад.
– Час от часу не легче! – возмутилась Аля. – Буду делать, что хочу, а если будете меня преследовать, напишу на вас анонимку Тихонову. Скажу, что ко мне пристаете, – Аля замолчала и боязливо посмотрела на Владимира Юрьевича. Его глаза метали молнии, с губ готов был сорваться гром. Аля вздохнула и тихо закончила:
– Как к женщине пристаете…
– Что?! – взревел Гришаков. – Ты меня шантажировать решила?! А ну, собирайся!
– Куда? Ещё рано, сегодня же воскресенье.
– В тюрьму, голубушка! Надо было тебя ещё вчера посадить в КПЗ, да пожалел, думал, поймёшь, одумаешься.
– Володя…
– Я тебе сейчас не Володя, а майор Гришаков, а ты для меня – гражданка Голубева, подозреваемая номер один в убийстве женщины. Не забудь и кражу личного имущества Кудриных…
– Неправда, я у них ничего не брала, – тихо возразила Аля.
– А альбом? Они тебе его сами подарили? Молчишь?!
Аля испуганно посмотрела на Владимира Юрьевича, потом накрылась одеялом с головой и зарыдала. Гришаков смотрел на подрагивающее одеяло, и чувствовал, что опять не сможет остудить её сыщицкий порыв, а значит, придется её контролировать. Конечно, засунув Альку в КПЗ, он избавит себя от головной боли, но вот посадить её у него рука не поднимется. Он подошёл к кровати и уже было совсем собрался похлопать её по плечу и успокоить, как вспомнил бледное лицо и окровавленную грудь. Как же они тогда испугались за неё! Вспомнил брата Егора, потерянного во время войны и найденного благодаря Альке. Вспомнил, как уезжая, Кирилл ночью заехал к нему и попросил присмотреть за ней. Она стала для него такой же родной, как Лариса, Юрка, Галка. И он не мог допустить, чтобы ей угрожала хоть маленькая толика опасности.
– Перестань рыдать, – жестко сказал он. – Даю тебе тридцать минут на водные процедуры и завтрак.
Владимир Юрьевич ещё раз бросил взгляд на одеяло, под которым рыдала Аля, и вышел из комнаты. На кухне сидела Галка, подперев голову руками, и хмурилась.
– А что прикажешь мне делать? – виновато спросил Гришаков племянницу. – Я же переживаю за неё!
– Дядя Володя, ты должен её пожалеть, – тихо сказала Галя. – Мы же одна семья и должны друг другу помогать.
– Знаю, Галочка. Вот посидит твоя тётя Аля в КПЗ, остудит свой пыл, и не будет лезть, куда её не просят.
Галя ничего ему не ответила, а вышла из кухни и прикрыла за собой дверь. Гришаков поставил чайник на огонь и подошёл к окну. Он лихорадочно соображал, как ему поступить с Алькой. Время шло, а она всё не появилась ни на кухне, ни в ванной. Владимир Юрьевич посмотрел на часы, подождал ещё полчаса и пошел в комнату к Альке. Однако кровать была аккуратно заправлена, самой девушки в комнате не было. Не было её ни в ванной, ни на кухне, ни вообще в квартире. Владимир Юрьевич без стука влетел в комнату к племяннице.