. Сфера медицинского вмешательства в жизнь человека расширяется необычайно, затрагивая собственно границы человеческого существования, которые теперь превращаются в предмет решения: кто сможет родиться и в каких условиях? Кто умрет и каким образом?

Важнейшим аспектом происходящих изменений является то, что сейчас люди ищут и получают от медицины не только излечение болезни, но и изменение качества их жизни. Например, бесплодный супруг не является больным в традиционном смысле слова (нет ярко выраженных симптомов и синдромов заболевания), но его не устраивает качество той жизни, на которую его обрекает бесплодие. «Забота о качестве жизни – понятие, определение которого вызывает самые ожесточенные споры, – выдвигается как новая ценность, во имя которой ныне живущие люди принимают решения по отношению к своим предкам и своим потомкам, и значение этих решений выходит далеко за пределы их собственной жизни»[68]. Это драматическое изменение функции медицины в современном обществе имеет глубокие социальные последствия.

Во-вторых, «генетический материал» (эмбрионы, стволовые клетки), которым оперирует современная наука, часто вызывает ощущение того, что мы находимся не перед человеческими существами, а лишь перед биологическим материалом, который только потенциально принадлежит к человеческому роду. Но существуют ли рациональные доказательства таких ощущений? Ответить на этот вопрос призвана биоэтика как новая область междисциплинарного знания, которая, несмотря на чрезвычайную широту изучаемых проблем, обращена прежде всего к человеку. Именно человек является тем моральным субъектом, отношение которого к миру в целом и к себе самому является предметом биоэтики. Речь также идет о границах личности, которые совпадают с границами свободы и ответственности, а в последующей европейской традиции и с самосознанием и разумом, при утрате четкости понимания которых теряется ясность и понимание человеческой природы[69].

Непростая ситуация, сложившаяся в отечественной медицине в последние годы, определяет актуальность социологического изучения биоэтики. С одной стороны, коммерциализация медицинской деятельности поставила под сомнение традиционные ценности врачебной профессии. Длительный период существования бесплатной медицинской помощи сформировал настолько устойчивые патерналистские ориентации в массовом сознании, что переход на рыночные отношения в здравоохранении стал безусловным разочарованием для людей, каждый из которых является актуальным или потенциальным пациентом. Бескорыстность врачебной деятельности, ее альтруистический характер, на котором настаивал еще Т. Парсонс[70], были поставлены под сомнение. Это вызвало недоверие к врачам, а заодно и к власти, проводящей соответствующие реформы.

С другой стороны, сами врачи оказались в ситуации ролевого конфликта, когда они должны оказывать помощь каждому в ней нуждающемуся и, в то же время, брать плату за лечение – со страховых компаний или с самих пациентов, независимо от того, способны ли объекты медицинской помощи оплатить предоставленные услуги.

И, наконец, с третьей стороны, возникла проблема подготовки медицинских кадров. Не в плане профессиональных знаний, а в отношении формирования тех ценностных установок, которые интериоризируются личностью в процессе обучения медицинской профессии. Прежняя модель воспитания в духе высших духовных ценностей, которые затем служили основанием для формирования операциональной ценностной структуры личности, уже не работает. А утилитаристский подход противоречит как национальной традиции, так и представлениям о социальном статусе врача.