Он протянул свой стакан к стакану Михаила, слегка стукнул и выпил водку до дна.

Поднялся полог юрты, и в неё вошли Самат и молодая женщина.

– Расскажи, Мейрам, бастыку обо всём.

Женщина заплакала и, всхлипывая, начала рассказывать:

– Мой брат в прошлом году украл невесту в Мынарале и увёз её в Джезказган. Когда родился ребёнок, я позвала их к нам. Он хороший сварщик, и его сразу взяли на работу. Они живут ещё у меня, но начальник участка обещал квартиру в ближайшее время. Родственники моей невесты не знали, куда они уехали. И здесь в посёлке она старалась не выходить на улицу. Мы ждали, когда наш старший брат приедет из Алма-Аты и хотели поехать к родителям невестки мириться. А тут случайно из Мынарала приехала тётя невесты. Она увидела моего брата, когда он на обед с участка приехал, и следом за ним пошла. Эта женщина ворвалась в мою квартиру, поцарапала лицо моему брату, ругалась и угрожала. Она уехала, а через два часа приехала моя подруга и рассказала, что молодёжь – родственники невесты – собираются в пятницу под вечер приехать сюда и устроить драку. Мы разговаривали с моей подругой об этом на балконе, и соседка всё слышала. Она и звонила в поссовет. Я не знала, что она будет в поссовет звонить, и поняла она наш разговор совершенно неправильно.

Женщина плакала и виновато смотрела на аксакалов, вытирая уже мокрым платочком слёзы.

– А откуда жители посёлка обо всём этом узнали? – спросил Михаил

– Наверное, моя соседка растрезвонила.

– Моя дочь находилась на коммутаторе, когда председатель поссовета звонил директору, – вмешался Жапар. – Пенькова – телефонистка – слышала весь разговор. Она и рассказала сразу всем, кто был в этот момент в помещении коммутатора, об этом телефонном разговоре. С одной стороны, соседка Мейрам, с другой стороны, телефонистка подняли панику в посёлке.

– Да, – задумчиво протянул Михаил, – из-за двух женщин, которые не могут язык за зубами держать, всю область чуть ли не на военное положение посадили.

– А что же вы – советская власть и партия, – не разобравшись, сразу тревогу подняли? – обиженно спросил старейший – хозяин юрты. – Столько лет мирно живём, как братья, и вдруг из-за двух сварливых баб нас, казахов, во враги записали. Пики для нас точите, военных ждёте. Эх, вы!

Старик обиженно отвернулся, достал со стоявшего за ним сундука кисет с насваем, вытряхнул из него в ладонь несколько крупинок, ссыпал их осторожно в рот и начал, усиленно посапывая, двигать челюстью. Жапар услужливо наполнил наполовину стакан старика и плеснул остальным понемножку. Выдержав небольшую паузу, Михаил сказал:

– Зря обижаетесь на советскую власть и на партию. Не мы разнесли по всему посёлку этот чудовищный слух. Это, вон, ваши казашки постарались. Ладно, сейчас уже ничего не изменишь. Утром буду звонить в райком, расскажу, как на самом деле всё было. У директора строящегося предприятия в 9 часов совещание, пусть Мейрам туда придёт. Соседку свою, фантазёрку, пусть тоже с собой прихватит. Не знаю, успеем ли военных предупредить, чтобы не прилетали? Ну, а если даже и прилетят, так пускай на Балхаше искупаются. Благо, погода для этого прекрасная.

Он взял свой стакан, протянул к хозяину юрты и слегка стукнул о край его стакана.

– Не обижайтесь, агай (уважительное обращение к старику – авт.), чего только не случается в нашей жизни.

Все выпили. Старик подтянул к себе поднос с головой барана, отрезал кусок уха, выковырял один глаз и протянул их Михаилу.

– На, бастык, чтобы ты хорошо всё слышал и видел.

За столом все довольно засмеялись.

Возвращался Михаил домой, когда начинало светать. От озера стелился по берегу туман, но до дороги не доходил, рассеивался по пути. Мотор УАЗика ровно урчал. Несмотря на усталость и наваливавшуюся временами дремоту, мозг продолжал переваривать всё, что произошло ночью. Понять стариков можно было. Михаилу тоже показалось странным, почему так напугались власти. Ясно, что на фоне прогрессирующей нищеты в колхозах, распространения тотального дефицита на всё было раздражительно видеть, как на глазах растёт рабочий посёлок со всеми удобствами, с большой и светлой школой, учителей в которую набирали по конкурсу, с магазинами, где было сравнительно много хорошего товара, и продуктовое обеспечение было намного лучше, чем в убогих лавчонках в окрестных сёлах. Завидовали, наверное, многие. Особенно злились председатели колхозов, откуда с началом строительства ушли самые лучшие специалисты. Но до такой степени народ вокруг не мог обозлиться, чтобы пойти на такую чудовищную акцию, как погром. Скорее всего, такая быстрая реакция со стороны властей на слухи в посёлке вызвана чем-то другим. Может быть, надо глянуть глубже. Народ нищает, товаров в магазинах всё меньше и меньше. Дошли до того, что импортные женские трусы по талонам недавно раздавали. Зарплату рабочих стали с задержкой выдавать. Не погрома испугались сверху. Власти боятся мало-мальской провокации, потому что знают: любое недовольство людей может перерасти в выступление против них.