Впереди показались саманный дом и большая юрта. Недалеко от юрты топился очаг, и возле него возились женщины. Машина остановилась у юрты. Выходивших из неё обдало смешанной с выхлопными газами пылью.

– Пойдёмте в юрту, – сказал Жапар.

В юрте было немногим светлее, чем на улице. Сверху на шнуре свисала простая керосиновая лампа, стеклянная колба которой давно не чистилась. У круглого низкого стола сидели пять старых казахов. В тусклом свете было трудно определить их возраст. Они прекратили свой разговор, когда приехавшие, пригибаясь у низкой двери, стали входить в юрту. Михаил чувствовал на себе изучающие взгляды стариков, и от этого ему стало неуютно и даже неприятно. Жапар, войдя в юрту, не поздоровался, а сразу прошёл к столу и, сев на застеленный кошмой пол, подоткнул под поясницу большую подушку. Самат торопливо подошёл к сидевшему под расписным ковром седому старику и, склонившись, пожал небрежно протянутую руку. Затем он также уважительно поздоровался с остальными, повторяя каждый раз «Ассаламалейкум, ассаламалейкум». Михаил, поняв, что под ковром на почётном месте сидит старейший или же хозяин юрты, тоже в первую очередь подошёл к нему и уважительно пожал двумя руками мягкую старческую ладонь, сказав при этом «Здравствуйте». Остальным он кивнул, ещё раз сказав «Здравствуйте». Хозяин показал на место возле себя.

– Садись, бастык (начальник), сейчас бешпармак принесут.

Жапар достал из-под столика бутылку водки, подвинул к Михаилу стакан и наполнил его на четверть. Михаилу хотелось быстрее перейти к делу. Если не выспишься, то будешь завтра весь день ходить разбитым. А завтрашний день обещал быть хлопотным. Приедет куча районного и областного начальства, каждый будет себя считать пупом земли, каждый будет давать самые верные и нужные советы, каждый будет требовать отчёта. При этом всей этой толпы «помощников» не нужно здесь быть. Сами бы во всём разобрались. Михаил поднял стакан, аксакалы потянулись своими стаканами к нему, раздался разнобойный стеклянный стук, и затем все дружно выпили. Он закусил кусочком брынзы и стал ждать, когда старейший начнёт разговор.

– Позови Мейрам, – отрывисто сказал старейший, обращаясь к Самату.

Тот торопливо вскочил с места и пошёл к двери. На выходе он придержал полог, и в проём вошла молодая казашка с большим подносом. От крупно нарезанной лапши, обильно политой наваристым бульоном, тотчас же по юрте распространился приятный, вызывающий аппетит запах. Следом за женщиной вошёл подросток, который нес на другом подносе крупные куски мяса, а в центре высилась голова барана. Поднос с лапшой поставили посередине стола, а мясо поднесли к хозяину. Тот взял нож и стал крошить мясо. Когда баранина была разделана, старейший проговорил: «Бисмилла рахым рахмет», сказал ещё несколько невнятных слов, провел ладонями по щекам, потянулся к подносу с лапшой и накрошенным мясом, умело зацепил пальцами пищу и, не проронив ни одной капли жира, отправил еду в рот. Его молитва послужила сигналом. Сидящие за столом сконцентрировались на еде. Михаил тоже взял пальцами тесто с кусочком мяса, осторожно поднёс к губам и начал есть. Ели молча минут пять. Жапар разлил снова водку по стаканам.

– Бастык, – обратился хозяин юрты к Михаилу, – выпьем за дружбу. Казахи, русские, немцы, азербайджанцы всегда мирно жили на этой земле. Что нам делить? Земли вон сколько вокруг. И Балхаш тоже большой, всем хватит места для рыбалки. Не верь тому, о чём рассказывают в посёлке. Мы без КГБ разобрались, откуда появился этот чудовищный слух. Сейчас Самат приведет Мейрам, она всё расскажет.