– Сергей Васильевич, ура! На-аш! Уха будет! – донёсся снизу торжествующий вопль Медведева. Главный инженер поспешно выбирался из лужи, держа в вытянутых руках трепехающуюся жёлтую рыбину.

– Значит, ушёл у Зотова и пруд, – тихо произнёс Сергей.

– Ушёл, – глядя в сторону, глухо выдавил Петрович. – Была водичка да сплыла. Много было, не берегли… Не знаю, Сергей Васильевич, насколько ты тут виноват, но Зотова вина больше твоей. Это он не уберёг…

Вчерась я ходил к нему. Дай, говорю, бульдозер, а то вода мимо запруды уйдёт. Так он меня обругал. Без тебя, говорит, забот хватает; возьми, говорит, лопату да завали промоины; всё равно, говорит, тебе больше делать нечего… Цельный день я лопатой орудовал, да вот не помогло…

Старик горестно махнул рукой и пошёл по берегу к селу.

– Петрович! – остановил его Сергей. – Так что делать-то?

– Строить. Заново строить, – уверенно откликнулся старик. – Раньше, бывало, каждую весну мельничную запруду сносило, дак мужики в неделю новую ставили.

– Так то раньше. А этакую махину в полмиллиона рублей…

– Жалко, конешно, денег, што и говорить. Дак, наверно, разберутся кому положено, кто и пошто такой урон государству наделал… Ты особо-то не переживай, Зотов здесь виноватее тебя. А ежели чувствуешь што, так повинись перед Истоминым, перед Антоном Фёдоровичем. Ума палата, он поймёт. Уж я ему при встрече всё обскажу, ничё таить не стану… Крепок мужик Зотов, да ржа его изнутри разъедает. Ты не бойся его, сынок. Борись с ним. Он только с виду грозен, внутри-то труха…

Старик повернулся спиной к Сергею и пошёл. Линялая телогрейка мерно запокачивалась влево-вправо на его скорбно пригнутых плечах.

Сергей позвал Медведева. Тот, уже одетый, победно поднёс за хвост полуметрового карпа.

– Красавец, – сказал Сергей. – Давай садись, поедем.

Русанов кивнул на распластанного на траве карпа и пошёл к машине.

У правления колхоза «Рассвет» в этот утренний час было многолюдно. Русанов и Медведев вылезли из машины, поздоровались, и сквозь внезапно притихшую толпу пошли к крыльцу, ощущая на себе любопытные, а то и злорадные взгляды.

Войти в контору они не успели. На крыльцо выскочил председатель колхоза и загремел:

– Вот они, голубчики, явились не запылились!.. Ну-ка, покажитесь народу, в глаза ему поглядите, стыдно, авось, станет за свою халтурную работу…

– Иван Панфилович! – оскорбленно возмутился Сергей.

– Что Иван Панфилович?! – взревел Зотов. Полное лицо его побагровело, кровью налились глаза. – Мазурики42 вы, а не строители. Никудышные инженеры. Вы колхоз под корень подрубили. Вон перед ними, перед народом, ответ держать будете…

Сергей повернулся и пошёл к машине. Подождал, пока сядет Медведев, и бросил яростно взревевший уазик на лужистую дорогу…

Председатель колхоза «Рассвет» Иван Панфилович Зотов невольно вызывал к себе уважение крупной, осанистой, крепко обитой, раздавшейся вширь фигурой. Аккуратно обработанная городским парикмахером грива густых поседелых волос молодила его и сглаживала грубовато вытесанные черты лица. Несмываемой бронзовой накипью полевых ветров задубели щёки, скрыв склеротическую красноту; глубокопосаженные острые глазки всезнающи и мудры; серый хлопчатобумажный пиджак вольно распахнут; ноги в припыленных хромовых сапогах шагают размашисто, по-хозяйски; голос басовитый, громкий, с хрипотой; жесты повелительные, непререкаемые.

Таким он был на людях. Тридцать председательских лет горделивой усладой легли в его биографию и приучили к вседневной властной собранности и уверенности.

Но в последние годы что-то надломилось в Иване Панфиловиче, его, как набрякшее водой бревно, всё тянуло куда-то на дно, подальше от людских глаз. Раньше открытый, весь на виду, он стал окружать себя тайной, и за этой искусственной оболочкой, которой отгородился от людей, чувствовал себя спокойнее, прочнее.