К концу дня он приехал в свою контору и дозвонился до заместителя начальника областного объединения мелиорации с намерением поругаться с ним.

– Вы подкинули нам эту передовую технологию! Старую технику забрали, новой не дали! – зло кричал он в трубку. – Я полгода прошу у вас гидромонитор34. Я должен ставить за день восемь столбов, а ставлю один. Один! Вы понимаете это?..

Замначальника был тёртый калач: шумливые начальники ПМК для него не в диковинку. Он добродушно осаживал Русанова:

– Ну, ну, распетушился! Я что, рожу тебе этот гидромонитор? Нету пока. Понял? Придут – дам. Жди!..

Сергей в запальчивости заявил, что в таком случае он снимает с себя ответственность за план.

– План ты давал всегда, и в этот раз дашь! – жёстко пророкотала трубка и скороговоркой напомнила азбучную истину: кто хочет работать – ищет средства, а кто не хочет – причины.

– В сотый раз слышу, Наум Филиппович! – возмущённо простонал Сергей. – Мне техника нужна, а не напоминание о долге. Меня ваши снабженцы без ножа режут, без работы оставляют…

– Давай-ка, охладись! – посоветовал замначальника. – Денька через три прибывай, что-нибудь придумаем…

Трубка зачастила певучими гудками. Сергей с минуту озадаченно подержал её в руке, будто ждал от неё ещё чего-то, но тут увидел в окно, что по двору кто-то бездельно катается на роторном канавокопателе, в нём закипела новая волна раздражения, он бросил трубку на аппараты и выбежал из кабинета.


…Вернувшись домой и наскоро зажарив холостяцкую яичницу, Сергей поужинал, вымыл сапоги, развесил сушиться одежду и, нажав клавишу радиоприёмника, устало опустился в кресло.

Вечер неторопливо втягивался в широкие окна квартиры, наполняя вязким сумраком углы, чернил обойную желтизну, и в этой обволакивающей неспешности вечера было что-то потерянное, удручающее, что хотелось встать, отряхнуться, сбросить с себя расслабляющее оцепенение. Но встать уже не было сил.

Уплотнялась и тяжелела густая небесная синева, первая вечерняя звезда наплыла откуда-то сверху и зависла над окном, дразняще подмигивая. Из радиоприёмника лилась тихая и грустная мелодия. В каком-то далёком уютном зале нежно пели скрипки, задумчиво постанывало пианино, праздные нарядные люди наслаждались этой светлой музыкой, и им было наплевать на то, что есть где-то беспокойный начальник ПМК35, преобразователь земли двадцати восьми лет отроду, и что ему трудно и одиноко.

Смежая тяжелеющие веки, Сергей со щемящей теплотой подумал о жене и сынишке, мельком удивившись, что так быстро заскучал о них. В подсознании яркой пульсирующей точкой засветилась радостная мыслишка о скорой поездке в город, что само собой связывалось со встречей с родными людьми, и согретый этой тёплой мыслишкой, Сергей крепко уснул.

Разбудил его близкий удар грома. Летучий фосфорический блеск почти беспрерывно заливал комнату. Сергей встал из кресла, пощёлкал выключателем – люстра не зажглась. Он подошёл к окну. Весь посёлок был занавешен безжизненной темнотой. «На подстанции вставки выбило или же сами электрики с перепугу вырубили», – подумал он.

Зигзаги молний яростно полосовали чёрное небо. В неверном, бликующем свете силикатные двухэтажки казались картинно-маленькими, боязливо вжавшимися в землю.

Дождь начался исподволь, не спеша, словно примериваясь. Прошёлся раз и другой редкими крупными каплями по оцинкованной жести подоконника, колотливой дробью пробегал по утоптанным дорожкам и затихал где-то на крышах окраинных домов. Но вот всё чаще и чаще забарабанили капли и, наконец, слились в сплошной ливневый поток. Молнии отодвинулись в дальние поля, пригласили слепящие вспышки.