– Как ты ушла? Мать хватится – попадёт тебе…

– Мать знает. Без неё мне бы не уйти…

Мы слезли по скрипучей лестнице с сеновала и вышли в проулок.

– Регина, слушай! – остановил я её. – Давай я тебя спрячу, оставлю у себя. Уедет табор, а ты останешься…

Мне даже весело стало на секунду от этой счастливой мысли: в самом деле, будь что будет, оставлю её и всё. Лучше умереть, чем жить без неё. Но Регина грустно возразила:

– Нет! Нельзя так! Без меня они не уедут.

– А как можно? – рассердился я. – Вот схвачу тебя и запру в амбаре!

– Нет! – холодно и твёрдо сказала Регина, положила мне на плечи руки и от её безжизненных тоскливых глаз ещё безысходнее стало моё горе, на душе было так муторно, что хоть в петлю.

– Ты хороший! – сказала Регина. – Я буду помнить тебя. Долго. Прощай!..

Коснулась вздрагивающими губами моих губ и побежала по тропинке. Шаль чёрным крылом взметалась за спиной…

Я вернулся на сеновал, уткнулся лицом в холодную овчину тулупа и заплакал…

Выплакавшись, я на какое-то время забылся в чутком сне. Сквозь сон я слышал, как мать доила корову, то называя её ласковыми именами, то строго покрикивая на неё. Тугие струи молока шумно ухали в подойник. Слышал как хлопал «махалкой» пастух, мычало стадо.

От какого-то внутреннего толчка я окончательно очнулся ото сна и долго смотрел, как мельтешат пылинки в лучах солнца, пробивающегося сквозь щели. Потом решительно вскочил, слез с сеновала и вошёл в дом, где, вздрагивая от кусачих мух, похрапывал отец и хлопотала у печи мать.

– Что это ты так рано? – удивилась она.

– Холодно, мама! – пожаловался я.

– Так ложись в избе, досыпай!

Я не ответил ей. Почувствовав себя голодным, съел ломоть хлеба с парным молоком. Потом долго мотался по избе и по двору, искал, чем бы заняться, но дела не находил. Отец, уходя на работу, видя мою неприкаянность, бросил:

– Бездельем маешься? Сходи в лес, наруби жердей: вон два прясла33 подгородить надо.

Я кивнул головой: понял! И стало чуть легче на душе: есть дело, есть цель…

Потянулся через деревню цыганский обоз.

Я выбежал из дому, привалился спиной к щелистому столбу ворот. Поскрипывали телеги, остро пахло дёгтем и лошадьми. Бородатые цыгане с кнутами в руках степенно шли вдоль обоза.

Я отчаянно выглядывал Регину, но её нигде не было. Злорадно скалил зубы Васька, сидя на телеге в окружении чумазых цыганят. Понял я, что Регину спрятали вон в тех повозках, затянутых выцветшим брезентом.

Как лунатик побрёл я за последней телегой, на задке которой, свесив босые грязные ноги, сидела старая цыганка и почему-то визгливо смеялась, тыча в мою сторону костлявым пальцем.

Слёзы застилали глаза. Крепко вцепился я в колючий придорожный куст акации, чтобы не упасть. Перевалился через бугор цыганский обоз, он увозил в неизвестность мою первую любовь…

Неспокойно, смутно было на душе у начальника мелиоративной передвижной механизированной колонны Сергея Русанова. Приехал он домой вечером мокрый, грязный и голодный. Непривычной тишиной встретила квартира. Жена Таня, закончив учебный год в школе, уехала с пятилетним сынишкой Костькой в город, к родителям. Сергей обещал вырваться и приехать к ним хотя бы на недельку. Но сегодня, сделав прикидку, он понял, что дела отпустят его не скоро. По ночам повадились обильные дожди, земля не успевала впитывать воду, вязли в липкой глине бульдозеры, участились неполадки, производительность резко упала, и настроение у рабочих на объектах было ниже нуля. Под угрозой месячный, а с ним и полугодовалый план.

Целый день сегодня промаялись с одним столбом. Обмелевшая речка под дождями поднялась, заиграла новой силой. Столб ставили самоосаждением, вымывая из-под торца грунт. Насос был слаб, грунт крепок, и осаждение бетонной стелы шло по сантиметру. Эта долгая нудная работа вызывала раздражение. Сергей изо всех сил душил его, стараясь быть собранным и деловитым. Несмотря на молодость, он знал, что стоит только выплеснуться начальническому раздражению – оно тут же обретёт цепную реакцию – и всё пойдёт злым истеричным кувырком. Не жди тогда нормальной работы, не один день ухлопаешь на улаживание пустяковых конфликтов. И он старался своей личной энергией увлечь, приободрить рабочих, невозмутимо и весело командовал на объекте, как опытный дирижёр держал все нити прорабского участка в своих властных руках.