Балкон Дома творчества выходит на север. Устроившись на одном из стульев в первом ряду, я обнимаю руками свои колени в ожидании представления. Слева виден уголок моря, отражающего остатки багрового заката. Вид справа закрыт огромной горой. Сегодня выступает один из самых прославленных эстрадных певцов в империи, и разгоряченная избранная публика (среди которой знаменитости, увы, отсутствуют: бард почему-то не пришел) стекается на балкон, как простые смертные. Оркестр уже на сцене, под ослепительным светом прожекторов. Головы зрителей, входящих в зал с улицы, сверху похожи на бусины.

Море справа постепенно исчезает в сумерках, но до меня все еще доносится урчание прогулочных катеров и хриплый рокот моторных лодок, а южный ветер по-прежнему насыщен запахом роз и магнолий. Ворота закрываются, сейчас концерт начнется. Свет в зале гаснет.

В наступившем сумраке невидимые только что катера обозначились красно-зелеными парами плывущих огней. Обозначились и в безлунной темноте неба звезды. Я коротаю время, пытаясь отыскать известные мне созвездия: Большую и Малую Медведицу, Кассиопею и Орион, который летом на севере исчезает из виду, но виден на имперском юге. Обнаружив все четыре, я на секунду чувствую себя хозяином звездного неба.

Балкон расположен на такой высоте, что я словно парю над городом. Резко включаются прожекторы, высвечивая посреди сцены мужчину средних дет в черном смокинге. Толпа аплодирует, узнав суперзвезду. В ответ суперзвезда широко распахивает руки и поводит плечами, словно хочет обнять и задушить поцелуями каждого зрителя в зале. Воодушевленная публика ревет, оркестр сразу начинает играть в полную силу, любвеобильная суперзвезда открывает рот – и я тут же узнаю последний хит сезона.

Знаменитый певец приводит меня в полный восторг. Вот он, настоящий урок житейской мудрости, из тех, о которых папа на днях говорил за завтраком!.. Только я пока не понимаю, в чем этот урок состоит.

Пытаясь понять, смотрю вниз и на соседей по балкону. Аплодирующие зрители в экстазе. «Избранные» на балконе ничем не отличаются от толпы внизу, от меня или от мамы с папой. А вот певец живет совсем в другом мире. Он полубог, а все наши жалкие привилегии ломаного гроша не стоят. Не знаю, понимают ли это мама с папой. Они уверены, что золотая медаль (ни в коем случае не серебряная!) не только избавит меня от армии, но и поможет мне устроиться на теплое местечко инженера, пускай и еврея, но с доступом ко всяким домам творчества. А мне, оказывается, вовсе этого не хочется.

Вот он, смысл моего первого урока житейской мудрости, полученного от реальных людей: не желаю я становиться задрипанным интеллигентным инженером, в которого прочат меня родители. Хочу туда, к небожителям!

Юля остается без пары недолго.

У нас в компании (мои родители, Юля и две супружеские четы) появляется некий Витя из Прибалтики. Он здесь с дочкой, но без супруги. Дочка на три года младше меня и, следовательно, не представляет романтического интереса.

Одинокие или временно одинокие мужчины не в первый раз попадают в наш маленький круг, причем это как-то связано с Юлей, живущей по своим собственным законам. Мы уже проводили время с Аланом, туповатым красавчиком из Москвы. Родители говорят, что ему «только одного надо». Алан заметно моложе мамы с папой, он круглолиц и прекрасно сложен. Возможно, у него есть неосязаемые (или осязаемые?) достоинства, ускользающие от моего внимания. К моему удивлению, например, все взрослые сходятся на том, что он поразительно похож на прославленного эстрадного сердцееда, чье пение только что приводило меня в экстаз на балконе Дома творчества. Получается, Алан тоже должен быть сердцеедом.