Родители смотрят на все это, вздыхая. И ежику понятно, нас в Рио-де-Жанейро никогда не пустят. Но не все так плохо: скоро нас ожидает отпуск на Черноморском побережье Кавказа, в доме отдыха не для простых смертных, а для художников и писателей. Мама с гордостью сообщает, что путевки нам не без труда достал один из ее благодарных пациентов. Пляжи там не песчаные, а галечные, в футбол не поиграешь, но в июле не холоднее, чем в Рио, вода точно теплая, а загореть можно так, что лучше не бывает.

Я отправляюсь из кухни в маленькую спальню, которую мы делим с папой, гашу свет и плюхаюсь на свою односпальную кровать с ящиками для белья внизу (сделано в ГДР). Отпуск у моря, в доме отдыха с знаменитыми художниками! Ничего себе! Обычно мы с папой снимаем сарайчик рядом с «Соснами», домом отдыха для простого народа километрах в пятистах к югу от столицы. И сарайчик, и «Сосны» прекрасны, но так удручающе заурядны, что мама не считает нужным почтить их своим присутствием. Таким образом, только мы с папой ловим рыбу в быстрой мелкой речке и тем самым укрепляем свою мужскую дружбу. Но отдых в сарайчике бледнеет от перспектив поездки на море, где я повстречаю представителей настоящей творческой интеллигенции и получу от них ценные уроки житейской мудрости.

Под тихое мурлыканье телевизора в конце коридора мои мысли обращаются к Наде. Меня мучает совесть: из-за гибели Вовки я не сумел в конце нашего первого и единственного свидания как следует с ней попрощаться. Как серьезно она смотрела на меня в парке! Какая возможность упущена навсегда, прямо мурашки по коже. Конечно, надо было ее поцеловать, рассуждаю я, она же хотела. Иначе зачем бы она так на меня глядела?

Вовка бы ее точно поцеловал. Он был на год старше меня и усвоил кучу полезных вещей на улице. Я сажусь на кровать, которая вдруг начинает казаться слишком жесткой. Приглушенные звуки «Мира путешествий», темная комната. Похоже на кинозал во время ночной сцены, только нет рядов белых лиц, и померещившегося мне призрака Вовки тоже нет.

Я холодею от ужаса. До меня, наконец, доходит, что он был с нами в кино, что он вполне мог шпионить за нами в парке, что он так по-дурацки погиб, дожидаясь нас в скверике между корпусами 41б и 41 в. Погиб, свалившись со смертоносного автокрана, не успев ничего сделать. Например, вломить мне по полной программе? А потом облобызать Надю? Или, зная, что между нами ничего такого не было, просто пригласить ее на свидание после того, как мы попрощаемся? Я чувствую облегчение. Кончилась тирания Вовки в нашем классе, кончился мой заговор с Антониной Вениаминовной, кончился и мой роман с Надей. Пора двигаться дальше.

Озноб проходит, я снова укладываюсь на жесткий матрас и в конце концов засыпаю. Сначала снятся мне загорелые стройные тела на песчаном пляже Рио, а за ними – тучные розовые курортницы в бронеподобном розовом же отечественном белье на серой черноморской гальке. А потом оба сна превращаются в один, где прелестные бразильянки как ни в чем не бывало прогуливаются по скромным камешкам, усыпающим берега империи. Сквозь толпу вдруг начинает пробираться Милен Демонжо, словно кого-то ищет. Ее обнаженные плечи светятся, а на левой груди выжжена крошечная черная лилия. Милен чуть приподнимает подол своего платья с кринолином (точь-в-точь как в «Трех мушкетерах»!), показывая миниатюрную стопу, однако скрывая свои ножки, лучшие в шоу-бизнесе. Осторожно ступая босиком по горячей гальке, она приближается, останавливается рядом со мной и смотрит с тем же выражением, что Надя в парке. Наши взгляды встречаются, и я пробуждаюсь, легкомысленно представляя уроки житейской мудрости, которым могла бы научить меня Милен, если б мы с ней повстречались в приморском доме отдыха для избранных.