Надя, очевидно, тоже под впечатлением от наших особых отношений с Вовкой. Есть даже крошечная вероятность, что я начал ей нравиться. Иногда она складывает губки бантиком и бросает на меня с соседней парты такой игривый и хитрый взгляд, что диву даешься. Когда Надя стреляет глазками, я, волнуясь, начинаю подозревать, что ее не так уж сильно волнуют все эти зеленые улицы и красный свет, как уверяет мама. А если этот взгляд перехватывает Вовка, он дергается и злится, словно от невозможности кого-то поколотить, когда очень хочется.

И все же, несмотря на очевидную пользу в виде дружбы со Святым Петькой и растущего интереса Нади, наше тайное соглашение с Антониной Вениаминовной вызывает у меня смешанные чувства. Я никому им не хвастаюсь, даже наоборот, иногда дразню учительницу во время урока, чтобы разжечь Надин интерес. Довести Антонину Вениаминовну проще простого. Я просто читаю новый материал заранее и как можно заметнее показываю, что не слушаю ее объяснений. Она неизменно попадается на эту уловку и задает мне какой-нибудь вопрос в надежде застать меня врасплох. А я без труда отвечаю, потому что только этого и ждал.

То ли из-за Вовки, то ли из-за моих выходок в классе, то ли по иной причине, но Надя явно ко мне неравнодушна, потому что она стала названивать мне по телефону с вопросами о домашних заданиях. Кроме того, когда я ей звоню, она почти всегда соглашается погулять со мной по просторным дворам, длинным проездам, скверикам и автостоянкам нашего района. Во дворах толкутся местные подростки. Все наше недолгое лето они ошиваются в кустах, выпивая, покуривая и оттачивая навыки художественного сквернословия. Когда деньги на выпивку и сигареты кончаются, эти изобретательные ребята расширяют свой круг общения за счет детишек нашего возраста, опустошая их карманы. Добытая мелочь перекочевывает в руки кое-каких взрослых пьяниц, которые чисто по доброй воле, из отеческих побуждений вызываются купить для подростков выпивку с бесплатной доставкой.

В завершение этого ритуала захмелевшие подростки, стремясь придать ему некое подобие справедливости, учат нас некоторым основным понятиям жизни в империи. Например, пол-литровую бутылку водки так и называют – «поллитра». Бутылку в четверть литра – «четвертинкой». Симпатичные, но нечасто бывающие в продаже бутылочки по сто грамм ласково именуют «мерзавчиками». Реже всего встречается литровая, прозванная «першинг» в порядке уважительной ссылки на американскую ракету с ядерной боеголовкой, а также к убойной силе этой бутылки, если выпить ее целиком. Когда не хватает на водку, напиток интеллигенции, идут за «бормотухой». Это ядовитое пойло так непохоже на вино, так омерзительно на вкус, и его так сложно удержать внутри, что алкоголики дали ему образное прозвище «огнетушитель». И то сказать: сразу после приема внутрь эта отрава может извергнуться из тебя фонтаном рвоты, а при регулярном приеме – загасить навеки.

Когда наступают холода, жизнь подростков перемещается под крышу. Лестничные клетки нашей многоэтажки источают незабываемый, единственный в своем роде кислый смрад, – запах гниющего мусора, мочи, сигаретного дыма и «огнетушителя» вперемешку с блевотиной. Вонь ослабевает по мере того, как лестница по спирали поднимается к верхним этажам. Площадки там чище, и проводить на них время куда приятнее. Однако избалованные жильцы этих этажей, с трудом выбившие право там поселиться, относятся к нам куда враждебнее, чем нижние, смирившиеся со своей судьбой. Поиски компромисса между нашим желанием спрятаться от вони и отвращением жильцов к непрошеным гостям приводят к тому, что в районе третьего этажа образуется зона всеобщего перемирия. Крепкие парни всех поколений практически живут там, а вот нежные девочки, вроде Нади, предпочитают оставаться на свежем воздухе, ну, по крайней мере, пока мороз не ударит до минус двадцати.