Мы оставили двуколку на дороге и пешком спустились к реке.

Мой спутник опустил руку в воду и попросил меня сделать то же самое.

Я наклонилась и намочила пальцы, надеясь почувствовать приятную прохладу, даруемую водой. Но ничего не почувствовала. Совершенно ничего. Ни приятного холодка, ни течения воды, которое бы ласково ударялось о ладонь, и, плавно обтекая и лаская ее, несло свою вековую прохладу дальше.

В недоумении я проделала этот жест несколько раз, а мой попутчик сорвал красивый крупный цветок, растущий на берегу, и протянул мне.

Я поднесла его к носу в надежде уловить запах пыльцы, поля и травы, но не ощутила даже запаха пыли.

В полном недоумении я перевела взгляд с цветка на мужчину и вздрогнула, он сейчас был жутко похож на Арсения Матвеевича, и мне на минуту показалось, что это именно он, только молодой.

Как такое могло быть? Да и все, что здесь происходило, не укладывалось в моем понимании.

Я больше не могла дожидаться, когда же мой спутник соизволит представиться, и решила взять инициативу в свои руки.

– А ведь я до сих пор не знаю, как зовут вас…

Мужчина взял мою руку, склонился над ней и поцеловал. Сделал он это так же, как и его отец при встрече в парке.

Я в испуге отдернула руку. Моя догадка показалась мне сейчас единственно реальной в этом нереальном мире, и я бросилась прочь отсюда.

А вслед доносился приятный, головокружительно чарующий голос, который звал:

– Аэлита! Аэлита! Вернись!

Глава четвертая

«Папа, папочка! Зачем ты идешь туда?! Не ходи! Не надо!» – кричала я вслед уходящему в пустоту отцу.

Я стояла на противоположной стороне переулка, на самой кромке вымощенной мостовой, а прямо передо мной, напротив, возвышался огромный дом с зияющей багрово-черной дырой вместо двери. Дом был тоже черным, то ли от пожара, то ли от времени, крыша, казалось, вот-вот рухнет и накроет стоящего на крыльце отца. А он, задумавшись о чем-то, не двигался ни вперед, ни назад. Казалось, будто он размышляет, стоит не перед входом в здание, а перед выбором – идти вперед или остаться с нами.


Но видимо желание идти вперед сильнее, он не в силах противостоять ему. Папа решается и делает шаг в пустоту.

Крыша с ужасающим и пугающим треском обваливается, поднимая в воздух клубы серой пыли, и закрывает навсегда вход в старый и страшный дом, поглотивший безвозвратно родного и близкого мне человека».


***

Этот сон мучил и мучил меня каждую ночь перед пробуждением. Один и тот же, он терзал, изводил и подталкивал искать ответы на множество вопросов, которые поставил передо мной этот самый дом.


Всю неделю, после работы, я просидела, закрывшись в своей комнате. Никуда не ходила, на звонки не отвечала, а подруги, скорее всего, потеряли меня. Но моя мама была несказанно рада такому повороту событий, что было понятно и без слов. Она порхала по дому, готовила вкуснятину, стараясь покормить меня получше, и все время напевала «Вальс Бостон», в душе надеясь, что все улеглось само собой и ее самые страшные опасения не оправдались.

Но я ничего не могла забыть, хотя очень и очень старалась. Старалась вообще не думать о том, что произошло: ни о доме, ни об Арсении Матвеевиче, хотя теперь я и не знала, как его называть, он был всего-то на несколько лет старше меня. Кто же он такой на самом деле? И что это за странный мир? Что происходит в нем?

Но больше всего мучил вопрос, куда пропал мой отец? А что если он застрял в этом незнакомом мире и блуждает там в одиночестве! И как связан Арсений Матвеевич с моим отцом?

Теперь-то я уже точно поняла, что тот старик, с которым общался папа, и тот, с которым познакомилась я, одно и то же лицо.