– Вы были так поглощены созерцанием, что я подумала: отсюда открывается восхитительный вид. Увы, эти окна выходят всего лишь на задний двор.
Беата пожала плечами.
– Я просто размышляла, – нехотя пояснила она.
– Вот как? Надеюсь, не о неверных мужьях? У меня как раз такой, но вы, конечно, не собираетесь последовать моему примеру…
Беата рассмеялась:
– В мои планы вообще не входит замужество, так что я надеюсь счастливо избежать лишней головной боли.
– А вот я сбежала из родительского дома со своим возлюбленным, – призналась графиня с мечтательным видом. – Тайное бегство – самое упоительное в знакомстве, но само знакомство – едва ли надежная основа для брака.
– Вы правы, я всегда считала побег с возлюбленным довольно романтичным, – с деланным энтузиазмом заметила Беата. На самом деле она с трудом могла представить, что кому-то пришла в голову фантазия бежать с леди Годуин. Графиня выглядела довольно худой, с острыми скулами и массой заплетенных в косы волос, что придавало ей облик средневековой матроны. Подобная внешность ни у кого не могла вызывать восторга. К тому же ее изрядно портила плоская грудь. Сама Беата носила нижнее белье, покрой которого не только подчеркивал каждый дюйм ее плоти, но и создавал впечатление дополнительного объема даже там, где его на самом деле не было; вот почему она с презрением относилась к женщинам, которые таким бельем не пользовались.
– Должно быть, я тогда считала бегство с возлюбленным невероятно романтичным, – произнесла графиня, присаживаясь. – Но теперь мне в это не слишком верится. Конечно, много лет назад я была просто глупой девчонкой.
Беата едва не рассмеялась.
– А вам никогда не хотелось взять мужа в руки?
– Взять мужа в руки? – Графиня вскинула брови.
– Почему вы не выдворили оперную певичку из своей спальни? – спросила Беата, словно справлялась о времени суток. – Я бы никогда не позволила другой женщине спать в моей постели.
– Но это выдало бы мое желание воцариться в этой спальне самой. Кроме того, если бы ее не было в моей постели, все равно кто-то оказался бы на этом месте. Я принимала ее как неизбежное зло, досадное неудобство, что-то вроде грелки для постели…
Беата чуть ни подавилась. Теперь она, кажется, поняла, почему пристойная до приторности леди Годуин дружила со столь же непристойной леди Ролингс.
– – Грелка для постели?
Графиня кивнула.
– Как это несправедливо! – Беата всплеснула руками. – Не иметь возможности спать в собственном доме!
Графиня бросила на нее сардонический взгляд:
– А когда жизнь была справедлива к женщине, леди Беатрикс?
– Ну… – До настоящего момента Беата не была уверена, помнит ли графиня о ее скандальном прошлом. – Свою ситуацию я не считаю прискорбной.
– Если мне не изменяет память, вас застали в нескромном положении с Сандхерстом. Скандал не задел его репутации, в то время как ваша была испорчена. Вас изгнали из родительского дома и… – графиня сделала паузу, подыскивая подходящее слово, – большинство тех, кто вас знал, не пожелали вас принимать.
– Да, но я не собиралась выходить замуж за Сандхерста, – усмехнулась Беата. – Если бы я стала его женой, думаю, все бы моментально утряслось. Однако я отказала ему.
– И почему вы не захотели выйти за него?
– Если честно, он мне не особенно нравился. Качнув в бокале свой херес, графиня выпила его залпом.
– Вы гораздо умнее меня, леди Беатрикс. Я не обнаружила подобной неприязни, пока не вступила в брак.
Беата улыбнулась:
– Вероятно, следовало бы признать незаконными браки, заключенные в Гретна-Грин[2].
– Вероятно. Вы и вправду полагаете, что никогда не выйдете замуж?