– А милорд Логерман, – в этот раз мужчина указал на пухлые серые огни, – возразил, что популярность книги доказывает обратное. Доказывает, что она востребована. Ценность ее несчетна. И автор, безусловно, достоин быть “в топе”, как он выразился, – Логерман превосходительно ухмыльнулся.

‘Идиом ощутил ужас во рту и достал конфету, однако кислинка не сильно помогала расслабиться, поскольку он понимал, к чему всё идет. Парень начал крутить прядь, заранее продумывая ответ.

– Так вот, Вы не хотели бы поделиться своим мнением по этому поводу? – сказал человек-спичка и яркие пузыри вскипели на его глазах.

– Я-я… Н-не уверен, что могу рассуждать об этом. Не читал книгу.

Логерман фыркнул и сказал:

– Конечно. Все вы, зумеры такие: к ответу призывают – молчат, – на вид он не был сильно взрослее ‘Идиома: не больше двадцати трех; ‘Идиом не мог понять, чем так разозлил его.

– Ну же, милорд Логерман, не торопитесь с выводами, – сказал мужчина с книгой, погрозил пальцем и повернулся к обвиняемому. – Я не прошу Вас, молодое дарование, критиковать книгу, потому что это моя работа. Мне куда интереснее Ваша точка зрения насчет ценности любой книги как таковой.

Хатен’’’-Рид услышал заинтересованный вздох той, кто обрек на это. Но в суете он забывал думать, и ему сложно было начать сейчас.

– Я-я думаю, что ценны только те книги, которые приносят что-то уникальное. И уж точно не распространяют ересь на серьезных щах! – с каждым словом эмоции закипали в ‘Идиоме.

Логерман снова усмехнулся и контратаковал:

– Уникальные? Никому в два-кей-двадцатых не нужны «уникальные». Люди читают только то, что привыкли.

– Это неправильно! – возразил ‘Идиом. – И писатели должны бороться с этим!

Даккер стал кивать, как и его соседи, как и Мин, насколько парень мог видеть краем глаз.

В профиль она была прекрасна.

Человек-спичка заинтересованно вдохнул.

Логерман быстрее стучал пальцем по подбородку и стопой по полу.

– С обществом невозможно бороться. Если пытаться – ты окажешься лузером с дырявыми карманами. Твои книги тупо не будут читать, – крикнул Логерман, голос его был и до этого излишне громким.

– Лучше сохранить совесть чистой и умереть, чем уподобляться мракобесию, почивать на лаврах.

– Чел, ты угараешь? Все думают о деньгах. Мир такой. Даже ты. И ты этого не изменишь. На свалке место «визионерам». История их забудет из-за других.

‘Идиом покраснел. Как человек может быть настолько циничным? Он сжал кулаки. Хотел перейти на неконструктивный диалог: слова задевали его до живота, но Мин опередила.

– О май гаш! Никто не любить выскочек, – она многозначительно посмотрела на Логермана, и тот сжался. – Истинный писатель должен привычное представить новым и не терять уникальности!

Ее минорный голос перескочил на октаву повыше. Слегка надломился. Мин покашляла и, осознав, что люди теперь смотрят на нее, поправила куртку закрываясь.

 Но остальные члены клуба поддержали ее аплодисментами. ‘Идиом тоже.

– Отлично, миледи! Полностью согласен с Вами! – сказал человек-спичка. – И, к сожалению, время подходит к концу, поэтому давайте на этой ноте и закончим. Всем спасибо, что пришли. Хорошего вечера.

Издали меч в камне или Оцел Ждрой, как его назвал пустынник, казался малой шпилькой, которая по воле чуда пронзила холм. Вблизи он таким и остался. Солнце окончательно скрылось, и меч излучал тоскливое алое сияние.

Дир чувствовал печаль, заключенную в лезвии, но не понимал почему. Возможно, меч устал выставляться веками из земли? А может, скучал по крови? Он не знал. Не знал и, что лучше.

В холм, высотой со стену, уходила шахта, но выглядела она истощенной, хотя редкий стук кирок всё же раздавался. Вход охраняла пара воинов в гамбезонах с алыми копьями.