– Как-как вы говорите? – обратился ко мне какой-то мужчина.

– Сейфуль-Мулюков.

– Араб какой-то?

– Может и араб, я не знаю. Политический обозреватель.

– В какие это годы?

– Семидесятые – восьмидесятые.

Мужчина задумался.

– Нет. Что-то не припоминаю.

– А вы с какого года?

– С шестьдесят второго.

– Ну как же, должны помнить! Я моложе, и то помню.

Никто из гостей Сейфуль-Мулюкова не помнил.

«Ну блин тупые! – думал я. – Что за интеллект у вас, если вы Сейфуль-Мулюкова не помните?!»

– Советские времена ещё были, – продолжал я объяснять. – Холодная война. Вот он всё про гонку вооружений рассказывал, про обстановку на Ближнем Востоке.

– Советские времена? – удивилась какая-то женщина. – Это что за времена такие?

Я юмора не понял.

– Ну как какие, – развёл руками. – Времена Советского Союза.

– Советского Союза? – переспросили меня. – Это промышленная компания какая-то?

Я вглядывался в лица гостей.

«Сволочи! – дошло до меня наконец. – Меня разыгрывают! Неужели думают, что я поведусь на такую тупость?»

– Союз Советских Социалистических Республик! – гордо и оскорблённо произнёс я. – Страна, в которой вы родились и выросли.

Гости смотрели на меня недоумённо. Особенно – брат с женой.

– Но мы родились и выросли в Великой России, – серьёзно ответил мне кто-то.

Я начинал злиться.

– Я понимаю, – сказал, – что в своей жажде наживы вы готовы отвергнуть всё святое и ценное, что есть в нашей жизни. Но отрицать историю… Это уже что-то из ряда вон выходящее.

Кирилл, побледневший и смущённый, делал мне какие-то знаки. Я не реагировал.

– Егор! – позвал он меня наконец. – Пойдём, обсудим кое-что.

– Кирилл! – крикнул я ему. – Киря! Ну хоть ты-то не прячься за идиотской маской. Я не знаю, может у вас так принято – разыгрывать пролетариев, но шутка ваша – неумная.

– Егор, – голос брата стал жёстче. – Подойди ко мне, пожалуйста.

– Может и ты скажешь, – кричал я ему, – что Советского Союза не было?!

– Ни про какой Советский Союз я не знаю, – раздражённо ответил он, подходя ко мне. Схватив за руку, попытался вывести меня из зала.

Я завёлся.

– Гады! – крикнул я, швыряя рюмку об пол. – Сволочи зажравшиеся! Сталина на вас нет! Ленина! Дзержинского! Они бы сгноили вас живьём. Вы ненавидите меня за то, что я беден. За то, что не швыряюсь капустой. Но я выше вас, потому что честнее! И победа, в конце концов, будет за нами!

Подбежавшие охранники вывели меня из зала. Брат бормотал что-то, но я его не слушал. Торжественно плюнув ему под ноги, я оставил этот очаг разврата и лжи.

Весь следующий день не мог успокоиться. Сидел в своей плотницкой каморке и возмущался.

– Ренегаты! Предатели! Готовы отказаться от всего святого, растоптать своё прошлое – лишь бы получать бабло. Как велика их ненависть к рабочему классу! Как далеки они от трудового народа!

Работы почти не было. За весь день заказали всего два гроба.

Вечером ко мне заглянул хозяин.

– Как дела? – осмотрел он каморку.

– Нормально, – отозвался я.

– Сколько заказов сегодня?

– Два.

– Всего два?

– Да.

– Плохо, плохо. Ты сделал?

– Да, вон стоят.

Хозяин похлопал по стоявшим у стены гробам. Придраться было не к чему.

– Ну ладно, – сказал он. – Рекламку надо дать. Подзабыли наверно про эту точку. Не может же быть, чтобы меньше умирали.

– Степан Валерьянович! – обратился я к нему.

– Что? – обернулся он на пороге.

– Я у вас спросить кое-что хотел…

– Оклад не повысится, мы уже говорили на эту тему.

– Да я не об этом…

– А о чём?

– Вы случайно не помните, ведущий был такой на телевидении – Сейфуль-Мулюков. «Международную Панораму» вёл, «9-ю Студию»…

– Это викторины какие-то?

– Да нет. Общественно-политические передачи.