Риз сглотнул. Во рту оставалась приторная сладость: надышавшись медовым воздухом, он попытался перебить послевкусие земляничным вином, но сделал только хуже. Воспоминания из детства стали еще явственнее и добавили тревоги. Ему требовался стакан холодной воды, но приходилось стоять посреди зала, у всех на виду, и слушать праздничный хор, исполняющий традиционную песню Велла-серры. Многоголосие эхом растекалось под сводами, и пространство вибрировало от силы звука.

– Лицо попроще, Ри, – шепнули ему на ухо, и он вздрогнул от неожиданности. – Хотя бы попытайся изобразить воодушевление.

– Не могу.

– Представь, что перед тобой чертежи.

– Уже. Не помогает, – сквозь зубы процедил он и в очередной раз одернул рукава, беспокоясь о том, что его болтовню расценят как неуважение к приглашенным хористам.

– Ну, тогда представь меня голой.

Не удержавшись, он повернулся к Илайн, стоящей слева от него, и она лукаво улыбнулась в ответ, довольная, что шутка удалась. Риз надеялся, что все увлечены музыкой и не слышат их. А лучше бы еще и не видели.

– У тебя щеки покраснели.

– Тут жарко.

– У-у-уф! – шумно выдохнула Илайн и помахала рукой, изображая, будто ей душно.

Притворство на грани издевательства. В отличие от него, упакованного в парадный китель, Илайн повезло куда больше. Вряд ли она, облаченная в струящееся платье с открытыми плечами, изнывала от жары. Если что и доставляло ей неудобства, так это любопытные взгляды и волнительные перешептывания гостей, обсуждавших спутницу Хранителя Делмарского ключа.

Для Риза это был первый официальный прием в статусе градоначальника и первый публичный выход с того злополучного ужина, когда его выгнали из дома Брадена и избили. Сплетни о том случае давно утихли, а напоминать о них никто уже не смел. И все же, находясь среди свидетелей своего былого унижения, он ждал подвоха: неудачных острот, намеков или, что еще хуже, лживого сочувствия. На праздновании Велла-серры собрался весь бомонд, что общество и прежде угнетало его, а сейчас вовсе становилось невыносимым.

Чтобы отвлечься, Риз огляделся вокруг, задерживая внимание на деталях. Под сводчатым потолком провисали тяжелые гирлянды из еловых ветвей. Свечи в канделябрах бросали мерцающие отблески на хрустальные бокалы. Оранжевые плоды физалиса, похожие на огни, были повсюду: ими украшали арочные окна, и столы, и сами блюда, дожидавшиеся гостей. Когда последний припев отзвучал и хор проводили аплодисментами, публика плавно переместилась поближе к угощениям.

Риз наивно полагал, что это ненадолго отвлечет собравшихся и позволит ему перевести дух, однако сразу заметил, как от потока гостей отделилась тощая высокая фигура и решительно, как стрела, устремилась прямиком к нему. Он даже не успел приосаниться и встретил давнюю знакомую в полной растерянности.

– Господин Ризердайн, – протянула госпожа Бланда, словно его имя было строчкой из велласеррской песни. – Не припомню праздника прекраснее!

Он был уверен, что такой похвалы удостаивался каждый, кто вызывал у госпожи Бланды корыстный интерес. Манера речи всегда выдавала ее истинное отношение к собеседнику: чтобы выказать уважение, она говорила медленно, напевно, растягивая слоги; а для тех, кто вызывал у нее нескрываемое презрение, была припасена особая интонация, когда окончания слов искажались или вовсе терялись в спешке.

Ему следовало с благодарностью принять ее похвалу, однако он не умел притворяться, поэтому в ответ лишь учтиво кивнул, надеясь, что разговор исчерпает себя, едва завязавшись. Чувствуя его растерянность, Илайн поспешила на помощь.