Безлуние Максим Бочкарёв

Было страшно не то что пошевелиться, а глубоко вздохнуть. А тут еще, как назло свисающая с сухих досок пола паутина безжалостно лезла в нос и просто провоцировала на манящий, громкий чих… Но Нинка держалась, да и как ей было не держаться.

Нинка приехала в село оформить наследство в виде старого, огромного, фамильного дома. Село называлось Озерное, но о самом селе мы поговорим еще не раз. Приехала она «продать свою родину», ибо сама была родом отсюда и до двенадцати лет жила в этом самом доме.

Известие о том, что она стала наследницей пришло к ней внезапно, от ее подруги детства Светки. Она была в краевом центре «по магазинам» и случайно встретила Нинку. И тогда, она в общем то и узнала, что бабка Зоя уж семь месяцев, как померла и оформила завещание на нее, на единственную внучку Нинку.

Сказать, что Нинка расстроилась было нельзя, для вида она конечно всплакнула, но в душе ничего не екнуло. Бабка Зоя, как сознательный, советский человек воспитывала Нинку веником, крапивой и чем еще подвернется под руку.

А уж когда стали вырисовываться признаки крайне ранней Нинкиной половой созреваемости, тут бабка и вовсе, как с цепи сорвалась… Но родители переехали в город и жизнь Нинкина стала намного вольнее и спокойнее…

Так вот теперь, хотите верьте, хотите нет – Нинка сидела и боялась чихнуть, в подполе того самого дома в котором она жила до двенадцати лет, а сверху над ней, скрипели старые половицы…

В некоторых местах доски рассохлись и образовали довольно приличные щели, забитые пылью, мусором и длинными, седыми волосами бабки Зои…

А вот скрипела досками пола, как раз она – бабка Зоя, умершая семь месяцев назад…

Бабка ходила по дому, подтаскивая правую ногу и скрип ее шагов становился от этого, каким то еще более жутким.

«Нииинааа, внученкаааа! Выйди, покажись бабушке! Я тебе и конфеток припасла! Я только взгляну на тебя и все!» – не умолкала покойница, голос ее был приторно сладким, как и запах который она распространяла по избе.

Нинку снова стало трясти…

«Внуученкааа! Я же чую ты здесь где то! Я же все равно тебя найду! Выйди сама, покажись! Бабушка скучает!» – лелеяла голосом бабка и судя по звуку подходила, как раз к тому месту, где пряталась Нинка.

Свет был включен во всем доме, а в подполе было темно, поэтому Нинка прекрасно могла видеть облезлый потолок кухни и все трещины на его беленой поверхности. Трещины эти были знакомы ей с детства, так как она часто проводила время в углу за печкой, наказанная охочей до педагогики старухой. Последний раз она отбывала там наказание за то, что бабка увидела у нее выбившуюся из под кофты лямку лифчика, накануне купленного ей матерью…

Вот и сейчас она смотрела на тот же потолок и казалось ничего не изменилось. Тот же дом, та же кухня, та же бабка… только мертвая…

Смотреть вверх было очень страшно, но Нинка заставляла себя это делать время от времени, дабы хоть как то контролировать ситуацию.

Вот и сейчас она собрала всю волю в кулак, отодвинула пучок старой паутины и содрогаясь всем телом еще раз взглянула на верх, в щель. Вместо привычного кусочка потолка она поняла, что смотрит под пышную бабкину юбку, с которой сыпятся кусочки подсыхающей земли… Сердце сжалось, Нинка чуть не заорала и закрыла себе рот сразу двумя руками…

Теперь был обратный процесс, она не могла заставить себя опустить глаза вниз, но собравшись она сделала это. Слезы катились по щекам, стекали по рукам, сильно прижатым ко рту и текли до самых локтей…

Казалось, что со слезами из нее вытечет вся жидкость, она и представить не могла, что человек может так обильно выделять слезу. А половицы сверху скрипели… Бабка словно чуяла, что пришла куда нужно…

Где то через две минуты она перестала скрипеть и звать Нинку, в доме повисла тишина. От этой тишины Нинка чуть не сошла с ума. Ей казалось, что стук ее сердца слышен на весь дом. Содрогаясь каждой клеткой своего тела, она вновь начала заставлять себя смотреть на верх. Тут уже было просто необходимо это сделать…

Казалось, что она поднимает голову целую вечность. Что бы было не так страшно, она сначала задрала голову, а затем потихоньку стала открывать правый глаз. Сначала не было видно ничего, взор застилала обильная слеза и она стала часто моргать и вот когда слеза относительно подсохла и зрение стало ясным, Нинка поняла, что смотрит бабке Зое прямо в заплывший кровью, мутный глаз, которым она бешено вращала, пытаясь разглядеть тьму подполья…

И тут Нинка заорала… Дальше все приобрело скорость совершенно бешеную. Бабка ловко подскочила и кинулась к лазу в подполье, который был закрыт такими же досками, что и весь пол. Нинке сказочно повезло, что когда она пряталась в подпол, кольцо служившее ручкой для лаза, отковалось вместе с креплением и осталось у нее в руках…

Бабка бешено ревела и рвала поверхность пола ногтями, пытаясь зацепить край крышки.

А Нинка в это время орала дурниной, весь ужас который в ней накопился, вылетал сейчас с огромной силой. Наконец разум стал возвращаться к ней и она на автомате тоже ломанулась к крышке лаза и буквально повисла на поперечном бруске крепления люка. Это было ее единственное спасение и она сквозь истерику поняла это…

Наконец бабка решила сменить тактику и перестала ковырять пол. Приторно медовым голосом, она заговорила: «Внученка, ну что же ты бабушку расстраиваешь опять! Все я знала, все ведала! Вот говорила я матери твоей, что вырастешь ты распутницей! Так видать и вышло, раз ты от бабушки спряталась!» – бабка замолчала и стала ковырять ногтем щель лаза.

Нинка висела на бруске и молчала… Она даже с силой сжала глаза, что бы усилить эффект отречения от всего происходящего.

«Внученка! Ну ты хотя бы поговори со мной! Дай хоть голос твой услышать!» – не оставляла попыток бабка и вновь умолкла.

Тишина сверху пугала Нинку еще больше, чем голос бабки которая в принципе не могла ни говорить, ни ходить и вообще…!

В какой то момент, стало слышно лишь Нинкино сопение из-за заложенного соплями носа от долгого плача и тиканье ходиков на стене у печки. Это было сверх человеческих сил и Нинка сама не заметила, как открыла глаза…

Лаз в подполье располагался у печки и наверное от того, что эта самая печка постоянно нагревалась, щели в полу рядом с ней были гораздо шире чем в других местах дома.

Нинка четко видела, как лучики света пробивают кромешную темноту подполья и вдруг они разом погасли, в щели четко было видно, что бабка ползает по полу на животе и пытается разглядеть внучку. Нинку снова затрясло крупно и часто…

Вновь она видела глаз старухи и часть перемазанной землей щеки. Глаз вращался уже гораздо медленнее, угол обзора был больше и бабка не торопясь сканировала пространство внизу…

Нинка не знала, видит она ее или нет, но твердо решила висеть на люке до последних сил!

«Ааа! Вот ты где внученка!» – радостно заговорила старуха и через щели вниз пошел такой смрад, что Нинку чуть не вырвало. «Ну вот и все, теперь ты моя!» – зарычала бабка и стала рвать щель пальцами.

В голове у Нинки взрывались петарды, крик рвался из груди, но она молчала, словно понимала, что от этого сейчас зависит ее жизнь…

Бабка тем временем сменила тактику и стала прыгать на крышке, пытаясь ее проломить… Правый крепеж бруска стал подаваться и с каждым ее прыжком расшатываться и уходить вниз…

Какая то неведомая сила проснулась в этот миг в Нинке и она тоже сменила тактику – перестала висеть на крышке и наоборот стала подпирать ее руками, затем привстав на железную лесенку и плечами, как тот атлант…

Сколько это все продолжалось Нинка сказать не могла. Бабка то прыгала, то рвала крышку, а Нинка подстраивалась под ее маневры…

В какой то момент бабка затихла, а затем издав истошный вопль очень быстро поковыляла прочь из избы…

В доме повисла тишина… Нинка не знала, как реагировать. То ли радоваться, то ли вовсе прощаться с жизнью. Может наступило утро и бабка ушла совсем, а может она подалась за ломиком в сарай… От этой мысли все сжалось внутри и силы окончательно покинули горемыку, Нинка разжала руки, которыми судорожно цеплялась за брусок и бессильно обмякла, впадая в спасительный для ее психики обморок…