Так о чём это я? О праздниках. Приходилось мне видеть, как «гуляли» в деревне взрослые, и мне это совсем не нравилось: взрослое застолье было пьяным, ошеломляюще шумным, крикливым и заканчивалось порою плохо – скандалами, даже драками, безобразным ором и пьяными слезами.

Справедливости ради сказать, праздники взрослых не всегда были пьяными. Но можно ли считать праздником, например, выборы депутатов? Никто не напивался, хотя какое-то возбуждение среди взрослых наблюдалось. С утра пораньше они принаряженные спешили в местный клуб, на котором вывешивался красный флаг. Наша бабка даже норовила прибыть к клубу первой ещё до открытия избирательного участка, чтобы быстрее проголосовать – мол, такая она передовая, но больше для того, чтобы побыстрее освободиться для домашних дел. А я не понимала, зачем надо было так спешить, потому что всё и дело-то было – опустить листочек бумаги с написанными фамилиями в урну. Ещё и слово урна – непонятное, по созвучию нехорошее, бабушка ночной горшок называла «урыльник». Меня смущали и другие непонятные слова: «выборы», «депутат», «голосовать», «блок коммунистов и беспартийных».

Запомнила я фамилию депутата, которого с деланым ликованием выбирали взрослые – Белобородов. «С белой бородой? Не дед ли Мороз?» – недоумевала я.

На тех запомнившихся мне выборах куда-то выбрали и моего папку. Собравшиеся в клубе вдруг зашумели, загалдели, схватили папку и начали подбрасывать вверх. Это называлось «качать». Мне стало жалко папку, даже страшно за него – не уронили бы, а он смеялся и был не против того, что его качали. Но, может, память моя соединила два разных события – выборы и награждение? После войны папку наградили медалью «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны». Выдали солидную по тем временам денежную премию, на которую папка приобрёл взрослый и детский велосипеды, а мама купила красивые материи себе на платье.

Почему-то тогда никто не праздновал дней рождения. Я даже и не знала, что такой день можно праздновать, и в семье у нас никто никого не поздравлял и подарки не дарил.

Иногда взрослые по собственному усмотрению устраивали праздник в Пасху или в день св. Троицы, но праздновали больше по традиции, помня их с детской своей поры. Пусть храмы снесены, батюшек извели во время религиозных гонений, но почти в каждом доме можно было увидеть икону Божьей Матери или Николая Угодника. А моя бабушка все церковные праздники помнила, рассказывала, как они проводились «раньше». И не только рассказывала, но на Пасху красила отваром луковой шелухи яички, а на Троицу пекла пирожки, собирала в чистый узелок всякие вкусности и отправляла нас в лес на поляну, вроде бы поиграть, повеселиться, а получалось – праздновать Троицу. Кто-то из старших детей выполнял наказы своих домочадцев – выбирал на поляне молодую берёзку, ветки её украшали цветными ленточками. Солнышко светит, мягкая весенняя травка, берёзка такая красивая – от всего этого рождалось в душе ощущение праздника, хотя смысла его мы не понимали. Мы угощались принесённой из дома едой, веселились, пели песни, играли.

А самым хорошим и весёлым праздником была новогодняя ёлка. С Рождеством мы её не соединяли. В советское время первые детские ёлки стали проводиться при Ленине, потом они были на какое-то время запрещены и снова разрешены Сталиным. Надо же было как-то отмечать наше «счастливое детство»!

…Самая первая ёлка случилась у меня в Непряхино, ещё в дошкольный мой период.

Моя мама иногда уезжала в Непряхино по делам – в командировку. Заодно навещала свою мать, братишку с сестрёнкой, везла им гостинцы – жили они там впроголодь. Я всегда ныла, просила маму взять меня с собой, но она не хотела обременять меня дорогой.