Время ожидания появления на свет ребёнка как-то отразилось и на мне. Наверное, что-то застревало в моём сознании из подслушанного разговора взрослых. У меня проявился интерес к маленьким детям. Изменения в маминой фигуре для меня происходили незаметно. Мне не было дела до её внешнего вида. Мама – она и есть мама, толстая или худенькая всё равно мама. Зато я бурно реагировала на любого сосунка в соседних домах.

Однажды забежала в дом очередной моей подружки по дворовым играм и увидела в люльке хорошенького мальчика. Стояла и рассматривала его крохотные пальчики на руках и ногах. От светлых его волосиков (каких там волосиков? – пушок на голове) исходил необъяснимо милый запах.

Тётя Зина, мама ребёночка, заметила мой интерес, спросила:

– Что, Люсенька? Нравится наш Вовка?

– Какой хорошенький! – восхищённо сказала я. – А у нас такого нет.

Тётя Зина решила пошутить, но до меня, пятилетней, шутки взрослых не доходили. Она сказала:

– А пусть твоя мама купит его у нас! Или вот что: сбегай домой, попроси у мамы рубль и приходи, мы его тебе отдадим.

Я побежала домой и с порога закричала:

– Мам! Дай мне рубль. Я хочу купить Вовку!

Мама, конечно, рубль не дала. Я побежала назад и огорчённо объявила, что мама не дала мне денег. Наверное, их у неё нет.

Тётя Зина покачала головой, как бы о чём-то размышляя, потом сказала:

– Ну, ладно! Отдам даром. Больно много он писает и какает! Все пелёнки обмарал! Не успеваю застирывать.

Я не заметила смешинки в её глазах, решительно подошла к люльке, но тётя Зина остановила меня:

– Что ты, Люсенька! Сейчас же зима. Иди за санками, да не забудь одеялко взять, а то он замёрзнет!

Я помчалась домой, вбежала, как угорелая, в комнату, где сидела за шитьём мама, молча сдёрнула с кровати покрывало и хотела бежать на улицу, но мама остановила меня вопросом:

– Куда это ты?

– За Вовкой! Тётя Зина отдаёт нам его так! – выдохнула я, еле справившись со своим сбившимся от спешки дыханием.

Тут уж мама решительно пресекла мои намерения, сказав:

– Ну хватит! Сиди дома! Разбегалась.

Но я вырвалась из маминых рук и опять убежала. Чуть не плача, сообщила тёте Зине, что мама не велит забирать Вовку.

– Ну, ясно не велит. И я сейчас его не отдам. Видишь, он уже спит. И на улице становится темно. Ты завтра приходи!

Тётя Зина думала, наверное, что завтра я забуду о своих намерениях. Не тут-то было! Назавтра я опять явилась за Вовкой, и опять мне его не дали, придумав очередную отговорку.

А дома я ещё долго продолжала канючить: «Мама! Я хочу Вовку!»

И так надоела маме, что она купила где-то небольшую куклу – мальчика в пионерской форме. (Может, папка ездил в город в командировку и привёз по заказу мамы.)

Кукла мне понравилась. Я тут же нарекла её «пионером-Вовкой» и утешилась.

А когда мне исполнилось лет семь, мама привезла откуда-то настоящую большую куклу. Утром я проснулась, а на стуле сидит ОНА. Мой вздох восхищения. Куклу звали Таня. Не помню, куда она потом делась. Наверное, мама взяла её на время – куклы в то время были большой редкостью. И больше за все остальные детские мои годы кукол у меня не было.

Зато в один солнечный майский день – 12 мая 1946 года – родился братик. Мама рожала его дома в своей комнате. Роддом в селе отсутствовал.

Двери в нашу детскую комнату были плотно закрыты на крючок, да и спали мы тогда крепко.

Я проснулась утром. Увидела, что у запертой двери о чём-то шепчутся Герка с Женькой. Тут же вертится моя двоюродная сестрёнка Галька, поднявшаяся к нам снизу из подвального этажа.

А потом дверь распахнулась. Я увидела, что мама моя лежит на кровати, укрытая до пояса одеялом. Улыбается. Бабушка выносит из комнаты ведро и таз. Лицо у бабки довольное – прямо-таки светится. У стола стоит наш фельдшер Дора Михайловна, тоже улыбается. А на столе лежит какой-то свёрток.