– Журналистам некогда ждать вдохновения, – ответил он.

О чём они говорили дальше в тот день? Этого он вспомнить уже не мог. Впрочем, после этого было ещё столько встреч!

Марина Вячеславовна тоже ударилась в воспоминания. Они вместе стали восстанавливать каждый визит Вирятина к помощнице прокурора. Оказалось, они до сих пор не забыли, кто во что был одет во время этих встреч и о чём говорил.

– Мы всегда друг другу нравились, – сказала Марина Вячеславовна. – Иначе бы не запомнили все эти детали…

Обстановка явно не располагала к тому, чтобы просить у неё дело об обезглавленном бизнесмене. Павел Валентинович вообще не решился бы завести разговор о работе, если бы Багримова сама вдруг не спросила:

– Это правда, что тебя понизили? Действительно отняли криминал? Как глупо с их стороны! Неужели ты ровня этой пигалице – с твоим-то пером, опытом, контактами! Может, тебе помочь, с прокурором поговорить?

– Не надо, Марина. Они передумали. Решили не трогать отдел.

– Осознали ошибку? Значит, криминальный отдел опять у тебя? Ты давно ко мне не заходил, а я тебе кое-какие прикольные дела подобрала! Не сенсации, правда, не жареные факты, но очень колоритные истории. Поглядишь?

– Ещё спрашиваешь!

– Тогда заходи в понедельник в прокуратуру.

– А громких дел, значит, никаких для меня нет?

– Откуда ж они возьмутся в нашей дыре?

– Как же, а убийство Сергея Петровича? Ведь это из-за него я чуть не слетел с должности…

Марина Вячеславовна изменилась в лице.

– Убийство Дремлюгина? У вас ведь уже вышла заметка.

– Хочу копнуть подробнее…

– И без жениха меня оставить? А я ведь только-только планы на будущее стала строить.

– Я тоже, Марина. Тоже хочу видеть тебя своей женой… но чем мне может навредить это дело?

– Дело об убийстве Дремлюгина? – переспросила Марина Вячеславовна. – Не суйся! Скользкое оно. Не знаю даже, останется ли в живых Ириша.

– Что ей может угрожать?

– Жадность! – усмехнулась помощница прокурора. – Её собственная жадность! В подробности я тебе позже посвящу. В прокуратуре. Заодно дам материалы… но другие, которые Дремлюгиных не касаются. Заходи в понедельник. Где-нибудь после обеда. Пороешься, переснимешь что надо… а потом в конце недели мы сходим в кафешку ещё раз. Только не в эту рыгаловку, конечно.

За окошком уже совсем стемнело. Ветер утих, и спокойная гладь водохранилища отражала жёлтые огоньки Набережной.

– Мне пора! Береги себя, – сказала на прощание Марина Вячеславовна.

Воскресная ночь была не по-осеннему тёплой, а отопление в особняке работало во всю мощь – и Ирина Геннадьевна сильно вспотела, пока спала. Проснулась она поздно, скинула с себя одеяло и простынку, приоткрыла форточку – и долго нежилась в постели, ловя кожей лёгкий ласковый ветерок и, от нечего делать, разглядывая коллекцию жуков на стене. Это были десятки застеклённых коробок с сотнями насекомых, приколотых энтомологическими булавками. Некоторые жужелицы выглядели обыденно, привычно для жителя средней полосы России. Другие, приведённые из южных стран, были крупными, яркими и завораживающе красивыми…

Приблизилось время завтрака, и Дремлюгина нажала на кнопку у изголовья кровати.

– Принеси чай прямо сюда! – приказала она вошедшей домработнице. – Что-то не хочется вставать и одеваться. Этот теплячок так приятно меня обдувает… ласкает… как будто у него выросли руки…

«Тяжело же вам даётся траур, Ирина Геннадьевна! Даже ветерок порождает эротические фантазии», – подумала прислужница и осторожно спросила:

– Что подать? Чай, кофе или какао?

– Чай.

– И любимый сыр?

– Какой-нибудь поострее. Только хлеба не надо, а то в тюлениху превращусь.