– Евклидово трехмерное пространство… так-так-так… – он перебрал промокшие бумаги, нашёл нужную страницу. – Вот оно – лента Мёбиуса! – радостно воскликнул он, резво выбрался из машины, с удивлением убедился: точно таким же символом перекрученной ленты являлся и фирменный знак на капоте «рено».

– Фатальное совпадение, господа, – пробормотал радостный, изумлённый Вадим, вынул из кармана куртки найденный на дороге браслетик, который тоже оказался перекрученной загадочной спиралькой.

– Странная – престранность.

Он вспомнил мерцающие, вьющиеся ленты навязчивой вирусной графики, что «подвесили» все его гаджеты, потрясённый невероятной идентичностью образов присвистнул.

– Фантастика! Слишком много совпадений – закономерность.

По тоннелю больничного коридора Вадим бодро вышагивал в широкополом халате посетителя, под мышкой зажимал пухлую, красную папку собранных, просушенных, грязных, прорванных, размочаленных бумаг. В огромном, прозрачном, полиэтиленовом мешке, приволакивая ношу по полу, он тащил в подарок для потерпевшей яркие, губчатые, плюшевые игрушки, вежливо и учтиво раскланивался, встречая добрые, удивлённые улыбки посетителей, пациентов, врачей и медсестёр, так же отвечал всем добродушной улыбкой больничного Санта Клауса, которого олени не ко времени занесли в больничную затхлость и выбеленный мрак. Постучался в дверь палаты, не дождался ответа, заглянул внутрь.

У окна, пред высоким белым постаментом больничной кровати сидел понурый, патлатый парень, в джинсовом костюме, похожий на хиппи 70-х годов прошлого века с чёрно-белых фотографий бурной, студенческой юности матери Вадима, фанатки Джо Кокера37 и Джими Хендрикса38. Этого хиппаря Вадим заприметил на другой стороне Садового перед самим происшествием. Пострадавшая девушка выглядела мумией в сизых бинтах, в обрамлении белых больничных простыней с синими, инвентарными штампиками.

– Аллё, хип, сильно девушке досталось? – тихо и зловеще спросил Вадим. – Это ведь ты её, уродец, подставил! Поторапливал, ручонками махал, я видел! Из-за тебя она попала в аварию!

Печальный «хип» осмотрел перебинтованную подругу с жёлтой, безжизненной маской лица, ответил не сразу, изрядно переволновавшись в этот день.

– Сорри. Уот ду ю сей? – осипшим голосом спросил он. – Ай донт…

– Ши из ол райт? – уточнил Вадим по-английски, что означало: «она в порядке?»

– Но! Тер-рибл! – воскликнул хиппарь, перевёл на ломаный русский свои треволнения и переживания:

– Ужьяс! Нот ол райт! Потрясенье мозга! Много слом… полом. Доктор говорьит, всё будьет о’кей. Всё будьет порядке. У русских всё – о’кей! – он сморщился от жалости, кивнул на перебинтованную девушку. – Тут совсьем не о’кей! Тер-рибл!

Джинсовый парняга повернул голову к Вадиму, воскликнул удивлённо, увидев огромный пакет с яркими игрушками:

– Энд ху ар ю?

– И энд тебе, хипарь, и ху! Не видишь?! Дед Мороз! – пошутил Вадим, затем уточнил о девушке:

– Жить будет? – на удручённое покачивание парня головой, с облегчением добавил:

– Вот и славно, грустный хипстер…39 – тут же откликнулся на вызов по «блю-туз» мобильного телефона:

– Да! Весь во внимании, – вышел в коридор больницы, аккуратно прикрыл за собой дверь палаты.

– Привет, Жорик! – без особой радости ответил он по мобильнику. – Почему такая срочная срочность? Дай сам догадаюсь! Как всегда, в «жэ»? В большой «Жэ»? Понятно! Нет, сегодня временно свободен, как рыба в пересохшей луже. Могу подъехать, утешить друга. Сам утешусь. Литра на два. Жди. Через часок – другой буду.

Без стука в дверь, Вадим вновь решительно вернулся в палату, под изумлённым взглядом патлатого парня обложил на постаменте кровати мумию девушки яркими, мягкими игрушками из мешка, выставил цветных уродцев на подоконник, оставшихся вывалил в свободное кресло. С радостью заметил на прикроватной тумбочке россыпь тонких браслетиков, свитых в спиральку. Точно такой же браслетик с изумрудным, лаковым покрытием он нашёл на проезжей части на месте происшествия. Значит, реально, браслетик был с руки незнакомки. Пусть останется талисманом… неразделённой и фатальной любви.