– Тебе я доверю, так что пригляди за домом, будь другом, – он вручил мне маленький ключик от двери, похлопал меня по плечу и уехал на машине прочь на вокзал. А я остался один, наедине с неполным собой, запечатлённым на холсте грубыми мазками гуаши.

Я часто сидел у него, не в силах противостоять давлению собственных стен. Теперь сидеть в каменной коробке, особенно своей, стало невозможно, мне нужен был свежий воздух, прогулки, веселье, друзья, которые всегда будут рядом. Не всегда это было при себе, но пока у меня была возможность проводить в своей комнатке на втором этаже как можно меньше времени, я пользовался этим. Слава Богу, у Людвига был довольно большой запас алкоголя: скотч, несколько бутылок пива, большие запасы дешёвого вина, пара бутылок водки. Что-то тяжёлое я пить не стал – не для одинокого мужчины бутылки были сделаны, – и ограничился лишь бутылкой вина, растянутой на неделю. Как раз спустя это время вернулся Людвиг, а у меня руках уже были деньги через неделю работы у Гумберта.

– Как аукцион? – спросил я первым делом, пока мы шли к кому-то домой на очередную пьянку.

– Хреново, – расстроенно ответил Людвиг, зачерпывая ногами наполовину растаявший снег. – Людям, видать, больше не нужно искусство, которым я промышляю. Им, видите ли, нужные более цельные картины. Мои тоже цельны, в некоторых даже смысл есть.

– Искусство должно быть цельным. По частям его не продашь, это тебе не чёрный рынок органов.

– У меня получалось. До поры до времени.

– Все заканчивается. Просто продолжай творить. Пока что у тебя есть цель – закончить мой портрет. Вот и стремись к этому.

– Мне иногда кажется, что я не смогу и его закончить, – вздохнул Людвиг, вглядываясь в темноту переулка, в который мы свернули с главной дороги. Внутри как обычно было сыро и темно. Дома, окружавшие маленький дворик со всех сторон, словно огромные крепостные стены, скрывали от нас приятный солнечный свет.

Мы вновь сидели в старой привычной квартире, и только когда Тим откупорил бутылку вина, я понял, что вновь нахожусь там, где мне и положено быть. Эти мысли немного пугали, но я пытался отогнать их от себя, надеясь, что снова скоро забуду этот день, как и было до этого. Да, бежать от самого себя – задача не из лёгких, особенно, когда знаешь, что это невозможно.

Линда вновь была навеселе, сидела в своём привычном кресле, свободно держа двумя пальцами бокал. Она выглядела обворожительно, манила своей мрачной красотой. Тим же был немного подавлен, молча пил и подливал ещё.

– Что происходит? – поинтересовался я, когда мы вдвоём вышли на улицу, затягиваясь сигаретами «Кэмэл». – Выглядишь паршиво.

– Да что может случиться, всё как всегда. С Линдой вот поругались перед приездом сюда. Ей, оказывается, не нравится, что когда мы сюда приходим, я болтаю с другими.

– Женщины – странные, но это их изюминка. Просто прими это.

– Тогда у Линды внутри просто огроменное изюмище.

– Оно и к лучшему.

– Это ещё почему?

– Она особенная, по крайней мере для тебя. Ваша жизнь не рутина, и ты должен быть этому рад. Когда всё вокруг становится одинаковым, отношения превращаются в сплошной выматывающий быт. Такое мало, кто вытерпит.

– Да к чёрту это всё. Не дай бог, она ещё и ребёнка захочет, я же тогда совсем свихнусь.

– Если любишь её, то это не проблема.

– Люблю эту стерву, конечно, люблю, – буркнул Тим, выдыхая дым в морозный воздух, где он сливался с безжалостно беспечным небом. Где-то сверху каркали вороны.

– Но как с ней жить – ума не приложу, – закончил он.

– Наплюй, хотя бы на этот вечер. Вот увидишь, всё хорошо будет.