Утром даже петух не кукарекал – проспал-таки, паршивец! Ещё бы! Летнее утро было как подарок свыше: ласковое и тихое. Двор меня встретил тёплым солнышком и полнейшей тишиной, что никак не походило на бурную жизнь нашего хуторского Вавилона, строго разделённого своими жильцами по своим территориям, когда переходить невидимые границы, установленные ими же, никому не дозволялось, кроме хозяйки. Но, что интересно, за всем порядком во дворе и распределением корма (а то, не дай бог, кто-то переест), следит, поселившаяся во дворе обыкновенная ворона. И если она решит, что куры уже наелись, то они немедленно отгоняются от кормушки, и их место занимают ждущие утки, а ворона уже сидит на своём любимом месте, в старой фетровой шляпе, прибитой под козырьком крыши, и как-то по-своему отмеряет потребление корма очередным пернатым семейством. И уже совсем было мне непонятно, как с этим узурпаторством наглой вороны мирятся гуси уже второй год? А она ненадолго улетит куда-то по своим вороньим делам и опять возвращается регулировать во дворе жизнь пернатых, и даже кошка с опаской посматривает на неё, стараясь меньше попадаться вороне на глаза…

Кто-то дёрнул меня за руку, и обернувшись, я сразу вспомнил о своих чудо-заглушках в ушах.

– Говорю, говорю тебе, а ты как глухой! С тобой всё в порядке? – заглядывая в глаза, озабоченно спросила мать моей жены, жаворонок по жизни и кормилица своих внуков до их пенсии.

– Всё нормально, мама, просто мыши всю ночь скреблись и пищали, свадьба у них, что ли, была. Кошку надо в дом на ночь приглашать, – соврал я с лёту, вытаскивая из ушей самодельные пробки, – а Вы уже и кур приготовили? – и показываю на две лежащие на столике, уже общипанные, упитанные куриные тушки.

Но тёща, не обращая внимания на мою похвалу, развивает уже свою тему о кошках:

– Точно, надо ещё одну кошку завести, а то эта только на зиму в дом заходит. Где её только не встретишь – все поля прочешет. Наверное, это всё из-за нашей вороны! А ведь осенью мышей с полей набежит – видимо-невидимо! Это же сколько они вреда наделают! Да и поговорить и погонять вечерами будет кого… Тебе бы в деревне надо жить, а ты в городе прозябаешь! Давай, разжигай свою коптильню, а я пока тушки специями, да маслом натру.

Где есть фруктовые деревья, там и опилки от них найдутся. Уж что-что, а опилок из-под пилы хватит на двадцать кур. Натёртые солью, чесноком и чёрным перцем, с базиликом и красным луком, обмазанные деревенским растительным маслом тушки смотрелись на утреннем солнце очень красиво. Растопив коптильню и отрегулировав в ней тягу, я пошёл навешивать двери на туалет, по красоте и исполнению не уступающий Эрмитажу, за что и получил всеобщее восхищение в лице моей тёщи:

– Умница ты моя, такую красоту сделал! Теперь хоть Галка домой торопиться не будет! А то дует ей! – тёща явно была довольна. – Переезжайте в село, домов вон, сколько стоит – выбирай любой! А то понаедут басурмане – ишаки спать ночью не дадут! Ты рукастый у нас, любой дом восстановишь, в хозяйстве коровёнку заведёте, детям козье молоко тоже полезно. Гусей штук двадцать, курей с полсотни, накормил их утречком и спи – отдыхай, ну, дров из лесу привёз, напилил-наколол и опять спи-отдыхай, – убеждала меня тёща в лёгкости крестьянской жизни на хуторе.

– Ну, какой из меня, к чёрту, крестьянин, если я пырей от порея отличить не могу, ну Вы сами подумайте! А вдруг корова опоросится, где я ей буду акушерку искать или коза понесёт?! Нет, мать, это не по мне! Этой науке крестьяне всю жизнь учатся! А я всю жизнь в городе прожил.