– Спасибо, я учту.

Маттео кивнул, затем вынул из отверстия между плитой и холодильником большую разделочную доску и бросил ее на пол.

– У вас есть дети, господин Кеин? – спросил Маттео, снимая со стеллажа топор и ножовку.

– Нет. А у вас?

– Нет.

– А почему вы спросили о детях?

– Просто… живя здесь практически безвылазно, я почти забыл, как они смеются, как играют, даже как выглядят. Почти забыл, как выглядит жизнь на ее рассвете, как выглядит плодородная почва, которая обязательно взрастит то, что было в нее заброшено.

Маттео бросил на пол топор и ножовку. Топор отскочил к самым ногам Сола, едва не угодив по пальцам.

– Никогда не задумывался о подобном. Но вообще, думаю, что вы правы, и хотя бы просто видеть детей необходимо.

– Во внешнем мире, – пробормотал Маттео, повернувшись к Солу спиной и открыв холодильник.

Сол не был уверен, что правильно расслышал, и не стал комментировать эту фразу.

– Мне кажется, что Луиза меня невзлюбила, – усмехнулся Сол, не найдя другого варианта для продолжения беседы.

– Не надумывайте, господин Кеин, – ответил Маттео, закрывая холодильник и кладя на доску две замороженные кости.

– Надеюсь, что вы правы. А вам не тяжело работать со столь сложным человеком? – бесцеремонно спросил Сол.

– Нисколько. Мы с Луизой питаем друг к другу глубокое профессиональное уважение. И она совсем не сложный человек.

– Значит, я ее неправильно понял, – покачал головой Сол и подтолкнул носком кроссовка топор в сторону разделочной доски.

– Может быть, – усмехнулся Маттео, поднял топор и провел пальцами по лезвию.

– Луиза тут по той же причине, что и вы? – догадался Сол.

– И нам не приходится закрывать глаза на недостатки в каждом из нас. Мы научились их принимать. Понимаете меня, господин Кеин? Мы с ней в одной упряжке. Уверен, что и в вашем окружении есть такой человек, который если и доставляет вам некоторые неудобства, но вы никогда и не при каких обстоятельствах не сможете от него отказаться, поскольку связаны с ним узами какого-то… проклятья, скажем так.

– Вы даже не представляете, насколько вы правы, Маттео, – медленно произнес Сол и не смог прогнать воспоминание, которое так живо было спровоцировано замечанием Маттео. Воспоминание о ночи в Лондоне, когда опьяненный самой жизнью он лежал в шелковой постели, обставленной цветами, бутылками шампанского и свежими фруктами, а грудь его ласкали золотистые кудри самой прекрасной и желанной девушки на всей планете. Той, которая стала его проклятьем и камнем, неумолимо тянувшим его ко дну. Камнем, который он просто не мог сбросить со своей шеи.

– Не судите ее строго, господин Кеин.

– Теперь я определенно изменю свое отношение, Маттео, – ответил Сол и понял, что больше не хочет продолжать разговор, да и в наблюдении того, как старик будет разделывать кости для собак, не было уже ничего интересного. – У Луизы тоже нет детей?

– Нет, – покачал головой Маттео, и опустился на одно колено. – Детишки обошли это место стороной.

Тут глаза Маттео как-то странно округлились, он взял в правую руку топор, и занес его над головой.

– Детишки обошли стороной, – повторил он и обрушил топор на говяжью кость.

Солу вдруг стало жутко, и он вышел на улицу. Закурив, он двинулся к входу в малую гостиную, через которую и попал на улицу, издали наблюдая за флигелем Наоми, в который он был приглашен на сегодняшний ужин. Вот только настроение его немного ухудшилось после разговора с Маттео, и разыгравшейся под конец этого разговора памятью. Сделав очередную затяжку, Сол задержал внимание на пальцах своей правой руки, затем зажал сигарету в зубах, растопырил перед лицом пальцы обеих рук, и вновь позволил своей тайной и ужасной мысли полностью овладеть его разумом.