(Кстати говоря, вот теперь действительно у меня не прибрано.)
Однако живы, б-блин…
Уф-ф. Добила бы скотов за эту нервотрепку. Был бы из меня доктор-констатолог, оно же констататор. Д-дебилы, блин… Однако ж пронесло. Близ предела, но всё же пронесло. Впрочем, и сработала я не за пределом – близ, около того, но не за пределом. Ворохнулось в голове одно соображение, которое меня чуть-чуть притормозило. Усомнилась я, что эта антреприза представляла собой только самодеятельность подсаженных ко мне олигофренов. Примстилось в их наезде нечто нарочитое, напускное, науськанное, что ли. И сама подсадка смахивала не на записной ментовский беспредел, а на натуральную прессовку. (Повторю, я не специалист, но детективчики и лекари листают.) Неспроста сценарий мне почудился, даром, что сама его переписала.
Или я опять не того подумала?
А заодно проверим.
Проверяльщиков ждать долго не пришлось. (Или помогальщиков? Так я сама управилась. Хотите повторить?) В дежурке приглушили радио, которое надрывалось там с того момента, как меня оставили наедине с моими… э-э… соседями. В коридоре послышались шаги. Таки что же господам музыка навеяла?
(Европа плю-ю-юс! Русский шансо-о-он! Плюс-минус что-то вроде.)
– Что такое?! Па-ачему шумим?! Пр-рекратить охальничать!! – загодя, еще из коридора начал разоряться кто-то из дежурных. – Та-ак, что здесь происходит? – заглянул он в камеру – и непередаваемо:
– К-какого черта, блин…
Н-да. Непередаваемо.
Ау, служивый, челюсть подбери. Ничего у нас не происходит. Я сижу, они лежат, все довольны жизнью. А вы? Как ваше ничего? Заскучали, мальчики? И то – ждали криков-воплей, заждались, да так и не дождались. Сочувствую.
– Что здесь произошло?
А вы чего хотели?
– Сами видите – отрубились граждане, – вежливо сообщила я. – Приплохело, чего-то не того, видать, употребили. Хорошо бы им врача организовать, я вам как специалист советую. Неровен час помрут – отвечать кто будет?
Вестимо – Пушкин. Я-то здесь при чем?
– Послушайте… Погодите, но вы же сами врач!
Вот я и полечила.
– Э, нет, увольте, – сдержанно отказалась я. – Я на работе врач, а здесь я арестованная.
Тот автоматически поправил:
– Вы не арестованы – вы задержаны с целью выяснения.
А что это меняет?
– Ну так выясняйте!
– Извините, не моя епархия. Придется подождать.
Каков прогресс, надо же, слова какие знаем, а то я на «блинах», прошу простить, спеклась… Нажмем еще:
– Как долго?
– До утра.
– Тогда свободен. – (Кру-угом! ша-агом арш!.. А если поднажать?) – И вот еще, э-э… – я изобразила пальчиками нечто вызывающе-кабацкое: – Здесь типа приберите!
Самой себе противно.
То есть я уже не просто поднажала, а грубо пережала, но мент и это съел. Растерялся – накладочка случилась, подобного развития сюжета явно никто не ожидал. Всё-таки недаром сценарий мне привиделся, теперь того гляди и режиссеру придется проявиться. Ну что ж – тем лучше, тем будет веселее; сочтемся славою!
(Наивная! И даже так: наи-и-ивная!..)
Так или иначе, организмов из камеры убрали, и больше до утра меня не беспокоили. А поутру на мне без лишних слов защелкнули наручники (надо полагать, honoris causa – в ознаменование заслуг), отконвоировали на второй этаж, провели в мрачный тупичок за железной дверью, поместили в каком-то кабинетике – и еще на несколько часов оставили одну, прицепив наручниками к стояку центрального отопления. Ну вот, а я-то сокрушалась, что правоохренительные органы для меня браслеток пожалели.