– На самом деле я и сама хотела с вами проконсультироваться, – прервала его Медведь. – Дело в том, что я посетила онкоцентр, где работал ваш знакомый, и побеседовала с некоторыми людьми.

– И как впечатление?

– Честно? Мутноватое.

– А что так?

– У меня создалось впечатление, что работники центра получили строгие инструкции не распространяться по поводу случившегося.

– Обычное дело! – скривился Мономах. – Медицинское сообщество весьма закрытое, и все там зависит от завотделениями и, конечно же, главврача: гибель сотрудника, да еще и при таких, гм… неоднозначных обстоятельствах, скорее всего, перепугала всех донельзя, и они боятся последствий.

– Каких, например?

– Уголовное расследование может повлечь за собой проверку от Комитета по здравоохранению, а это, в свою очередь, грозит создать проблемы для руководства клиники.

– Ну да, похоже на то, – задумчиво кивнула следователь. – Заведующая отделением очень суетилась… Кстати, она упомянула о том, что проводила служебное расследование.

– По поводу?

– По поводу хищения наркосодержащих препаратов. Вот список. – И Медведь вытащила из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, протянув его собеседнику.

– Да, – закивал тот, быстро пробежав список глазами. – Все это наркотические препараты – по большей части обезболивающие.

– То есть они не продаются в аптеке?

– Нет, их можно получить только в больницах и хосписах. Но вы же понимаете, существует нелегальный оборот…

– Да-да, понимаю. Можете поподробнее объяснить, что тут что?

– Ну почти все они выпускаются в виде таблеток или капсул, а также растворов для инъекций: трамадол, морфин, промедол, пентазоцин… Кодеин здесь самый безобидный, раньше он входил в состав препаратов от кашля, но, само собой, все зависит от чистоты и дозы. Значит, эти медикаменты воровали в онкоцентре?

– Да.

– Я правильно понимаю, что найденный при Косте сульфат морфина, по мнению заведующей, сильно сужает круг подозреваемых?

– Она утверждает, что Теплов в последнее время изменился: стал нервным, раздражительным и выглядел так, словно очень мало спит. Она даже сокрушалась, что недосмотрела в силу большой занятости…

– То есть заведующая намекает на то, что Костя был наркоманом?

– Ну прямо она не сказала, но мне, во всяком случае, так показалось, да.

– И много препаратов пропало?

– Судя по всему, тащили их буквально в промышленных масштабах.

– И что, все – для собственного употребления? Смешно!

– А если Теплов приторговывал?

– Ни за что в это не поверю!

– Насколько близко вы с ним общались?

Мономах открыл было рот, чтобы возмутиться, но захлопнул его: действительно, что ему известно о жизни Костика? Машу он знает как облупленную, и если бы речь шла о ней, вот тут уж Мономах горой встал бы на ее защиту, но ее сын… Что, если она не подозревала, насколько все плохо?

– Я понимаю, о чем вы думаете, – продолжила Медведь, так как ее собеседник не отвечал. – Но тот факт, что Теплова, возможно, убили, не снимает с него подозрения в краже: может, с ним разобрались подельники? Возможно, они тоже работают в центре или, допустим, пришли туда под видом родственников пациентов или переодевшись в униформу персонала с целью избавиться от него?

– Почему?

– Это предстоит выяснить.

– Выходит, вы уже все решили? – нахмурился Мономах. – Костик – «толкач», бессовестно обкрадывавший тяжелобольных людей и водивший дружбу с уголовниками?!

– Не драматизируйте, Владимир Всеволодович, – поморщилась Валерия, – это лишь одна из рабочих версий. Связь Теплова с, как вы выразились, уголовниками еще нужно доказать, как и то, что кражи – его рук дело: одна упаковка препарата еще ничего не доказывает!