– Рад, что вы тоже так считаете!

– Я всего лишь пытаюсь быть объективной. У вас это вряд ли получится, ведь вы лично знали покойного и дружите с его матерью.

– Порой «объективность» следственных органов приводит не к выявлению настоящих преступников, а к задержанию, аресту или даже посадке невиновных, – парировал Мономах, – а «предвзятость» родственников и друзей зачастую помогает не причастным к преступлениям подозреваемым избежать несправедливых обвинений!

Медведь внимательно посмотрела на него, словно изучая. Взгляд ее лучистых серо-голубых глаз вдруг показался ему на удивление цепким и проницательным – ну прямо как у настоящего следака!

– Не зря Алла Гурьевна так вас ценит, – неожиданно проговорила она. – Вашим друзьям и знакомым повезло: вы будете до конца их защищать, не позволяя себе усомниться! Это здорово, если только вы не станете скрывать важную информацию от следствия – разумеется, из самых благих побуждений.

– Даже не сомневайтесь: если что-то станет мне известно, я тут же сообщу об этом Алле Гурьевне, – процедил Мономах.

– Лучше сразу мне, – попросила следователь, протягивая ему простую белую визитку с именем и телефонами. – В любое время, договорились? – И она заторопилась к выходу.

Мономах не мог ее за это винить: мало кто получает удовольствие от посещения подобных мест, а уж тем более молодая женщина, у которой вся жизнь впереди и нет никакого желания задумываться о смерти… С другой стороны, профессия Валерии Медведь напрямую связана со смертью и горем, и это ее собственный выбор.

Он медленно побрел к выходу, надеясь, что Маша и ее маленькая компания не стали ждать его за воротами: он не хотел обсуждать случившееся, ведь впереди еще много работы и нужно оставаться спокойным и сосредоточенным. Однако же сделать это будет нелегко: разговор с Медведь оставил в его душе неприятный осадок, и ему еще предстоит решить, что с этим делать – не вмешиваться, как просил Иван Гурнов, или все же попытаться самому что-то выяснить?

– Ну, как там наш парень?

Вопрос Аллы был адресован Антону, который все утро посвятил допросу Сергея Полетаева, подозреваемого в убийстве Вероники Иващенко, первой зарегистрированной жертвы.

– Глухо, – со вздохом ответил старший опер. – Все отрицает!

– Ни за что не поверю, что вы ничего из него не вытянули!

– Вытянул – все, кроме признания.

– Ну да, а признание, как мы знаем, мать всех доказательств… Так что же вам удалось выяснить?

– Полетаев не отрицает, что увивался за Иващенко и даже подрался с ней, когда увидел с кавалером. Его бесило то, что она не отвечала на его ухаживания, – не удивительно, ведь у нее за плечами уже были неудачные отношения и вряд ли она желала повторения! Узнав, что случилось с Вероникой, он ударился в бега, так как одна ходка у него уже имеется и загреметь на нары по обвинению в убийстве ему не улыбается – сами знаете, какова степень доверия бывших сидельцев к правоохранительной системе!

– Больше всего нас должно интересовать его алиби!

– К несчастью, оно есть, причем железобетонное: вечер и ночь, когда погибла Иващенко, Полетаев провел в «обезьяннике» в участке Невского района после распития и драки с нанесением легких телесных. Составлен протокол об административке.

– Н-да, тупик! – сокрушенно покачала головой Алла. – А что за кавалер, с которым убиенную застал Полетаев? Он с ним знаком?

– Говорит, что нет, но это можно выяснить: наверняка Иващенко рассказывала о нем кому-то из подруг. И коллег с работы нужно опросить: вдруг нам повезет и он окажется из их числа?

– Вы выбрали верное направление! – похвалила Алла. – Где она работала?