Пётр Алексеевич, почти не задумываясь, выбрал второе. При этом ему не так сильно захотелось «высветиться» в покинутом когда-то городе, как сделать что-то хорошее, оставляющее след в памяти у его подопечных kids («ребяток»), как он их сам называл. Международные гастроли – что может быть для них более великолепным!? Жизнеутверждающим. Выяснилось в процессе переговоров, откуда ноги растут у намерения обратиться за помощью именно к Петру Алексеевичу: прозвучала фамилия краснохолмского губернатора Поварова. А Пётр Алексеевич уже знал, что фамилия его краснохолмской тётушки была такой же.

Вот так и подтвердилось, что вся эта каша действительно затеяна именно его родственницей, а не с бухты-барахты. Дальше, всё через того же клерка, потянулись другие, более детальные переговоры с уточнением, что именно от него потребуется, за счёт чего и с помощью кого. Теперь настало время реализовать задуманное. Но в первую очередь, как начальная ступенька к пока неясной вершине, ему необходимо повидаться с всесильным, как это утверждает тётушка, губернатором города Краснохолмска.

«Смотри сюда. Смотришь? Вот дом, в котором я до двадцати трёх лет проживала, – обозначала свои “реперные точки”, сидя на переднем сидении машины рядом с безучастным, безмолвным водителем, тётушка. – Коммуналка в двенадцать семей. Одна соседушка меня к своему охламону приревновала, при всех обозвала, а я её в отместку тут же кипятком из кружки. Такое пятнище ей поставила на харю! Не будь я тогда ещё несовершеннолетней, сидеть бы мне. А так внушением обошлись, отпустили на все четыре… А вот это школа, из которой меня пару раз из-за прогулов выгоняли… Вот на этом углу тот самый киоск стоял, в котором я пивом торговала… Вот ЗАГС, где мне штампик в паспорт поставили… А это тот самый родильный дом, в котором у меня из живота Колька мой, губернатор краснохолмский, на свет божий появился…» Наконец эта экскурсия закончилась, машина остановилась напротив Дома правительства на хорошо знакомом Петру Алексеевичу проспекте Ленина. Правда, сейчас он вновь стал называться Большой Дворянской улицей. «Извини, – проговорила тётушка Петру Алексеевичу, когда водитель, предварительно покинув своё место и обойдя машину, открыл заднюю дверцу, чтобы выпустить пассажира, – я сейчас поеду дальше. У меня процедура, никак не могу пропустить. Но о тебе уже знают. Куда надо проводят». Так оно, как обещала тётушка, и произошло: узнали, проводили.

В кабинете, куда Петру Алексеевичу предложили войти, двое: во главе стола – сам губернатор, за столом сбоку – богемной наружности господинчик средних лет в тёмно-синем вельветовом костюмчике, вместо галстука пёстрый нашейный платок. Представился Бенедиктом Бенедиктовичем. Но в качестве кого, собственно, он присутствует при этом разговоре, об этом ни от губернатора, ни от самого Бенедикта Бенедиктовича ни слова.

«Николай Юрьевич Поваров» – Пётр Алексеевич успел прочесть крупную табличку на двери. Выглядит усталым, если не сказать замордованным. Видимо, сказалась недавно закончившаяся встреча с бывшими «народно-демократическими прохиндеями». Это первое впечатление. Впечатление второе – губернатору до фени всё, что касается Петра Алексеевича. А если принимает, ещё и цедит при этом какие-то слова, скорее всего, это Ненила Фёдоровна науськала. Вся губернаторская аудиенция заняла минут пятнадцать, обошлись общими фразами, под конец губернатор извинился перед гостем, что ему пора уходить. «А пока передаю вас… – Губернатор бросил взгляд на вельветового, который за всё время, пока губернатор и Пётр Алексеевич пикировались пустопорожними словесами, не проронил ни звука. – Он в теме. Вы с ним подробно обо всём и перемолвитесь. А потом мне доложитесь».